2 января 1944
Новый год -- еще на новом месте.
Маленькая, чистая и очень теплая квартирка в седьмом этаже. Благодаря высоте очень светло. Благодаря радиаторам очень тепло. Книг довольно. Три-четыре картины Коровина, два портрета хозяйки: пристанище наше интеллигентское.
Долго ли мы тут проживем? И как? Вот вопрос. Прежней квартиры, своей, не бросаем. А пока -- ждем событий в пятнадцатом округе Парижа на углу улицы Biomet. Из окна моего виден кусочек зелени -- верхи садов, и над ними высокие парижские дома с узкими трубами.
Третьего дня минуло двадцать лет, как я въехал в Париж из Италии. Двадцать лет вижу Францию и не вижу Италии. Вот как сложилось: вся зрелость моя литературная пришлась на Париж! И ни одной строчки не появилось на родине. Двадцать лет назад был я полон каких-то желаний. Теперь очень их мало. В некотором смысле "освобождение". В некотором -- удаление бытия. В те времена мне очень хотелось, например, чтобы книги мои выходили и по-французски. Годы прошли, прежде чем появилась первая, маленькая "Преп. Сергий Радонежский". И еще два романа -- за двадцать лет. А сейчас за месяц я продал две книги. Это, конечно, приятно, но ничего общего с тем, что было раньше, когда нес домой деньги, в сумерки, около громады Si Sulpice, где двенадцать лет назад выходила на той же самой улице Servandoni французская "Анна", думал: "Деньги, понятно, хорошо, благодарю Бога, но что мне собственно с ними делать? Да, они уйдут незаметно. Хочется ли мне что-нибудь на них купить, как-нибудь их употребить?" Знаменитое русское "nitche-vo". И среди сотен, тысяч выходящих в Париже "букэнов" две моих -- тысяча первый и тысяча второй, что, собственно, прибавят к лавине литературы?
Впрочем, я уверен лишь в том, что получил деньги. Выйдут же ли эти букэны, не знаю. Год, видимо, предстоит такой, что всего ждать можно...
Свободное копирование
