...Ощущение глубокой серьезности происходящего -- на всех лицах. Вес глаза говорят об одном.
Русская натура вообще нервнее, быть может женственнее и лиричнее французской. Французский склад крепче, суше, более рассудочен и с большим самообладанием. Напев свойствен русским более, чем французам. В жизни народа нашего музыка, пение играли гораздо большую роль, чем в жизни латинского человека. Даже горе в России выражалось иногда музыкально: по покойникам бабы сложно, не без даровитости "голосили". По уходившим на войну близким -- тоже ("бабы воют").
Французские женщины гораздо сдержанней наших. За все время "прощаний" и ухода я раз только слышал (во французской деревне) рыдания. Они мне напомнили родину. Все-таки наши бабы "выли" гораздо голосистее.
Но сколько -- особенно в первые дни войны -- "отчаянных" женских глаз! Замученных, молчаливо страдающих...
...А за всем тем: прошло полтора месяца, человек понемногу начинает привыкать. Лица и глаза и сейчас невеселы, все же спокойнее. Нервности меньше. Медленно, но неуклонно свыкаются с мыслью: обычное, прежнее кончилось. Наступило другое. В разной мере для разных людей -- но страда.
В горе часто бывает с человеком: просыпается на рассвете в неопределенной тоске -- и мгновенно вспоминает: да, вот это... Так теперь в час тяжких предрассветных снов пробуждение во мраке: "Да, война"... То великое несчастье, о котором в мирное время как-то академически думалось, и со всегдашней оговоркой: нет, не может быть, как-нибудь да устроится. Но вот ничего не устроилось, а началось то, для преодоления чего надо призывать всю силу выдержки, терпения, спокойствия.