6-го [августа], половина третьего.-- Затруднялся, как же я пойду вечером к Вас. Петр., когда Ал. Фед. обещался придти; особенно когда Иван. Григ, сказал шутя, что вечером, шутя не будет дома, если застанет у себя Яхонтова или другого кого, к кому пошел. Но Ал. Фед. был в час, Ив. Гр. воротился, и все пришло в порядок. Думал -- когда сходить за письмом: перед тем, как пойду к Вас. Петр., или завтра? Любинька спросила, пойду ли ныне, и я отвечал, что пойду. Так всегда решается, как в самых пустых, так и в самых важных делах. Докончил Дважды -- Игумена, теперь начну Дѣтіи -- Землям". Готовлюсь обедать.
10 час. вечера.-- Сейчас воротился от Вас. Петр. В 4 3/4 начал собираться в университет и к ним; в 5 1/4 готов, пошел в университет, получил письмо из Аткарска, от своих и Корелкина, дал 20 к. сер. На дороге купил карандаш. Когда шел оттуда, смотрел шар, на котором поднимался кто-то из 1 -го Кадетского корпуса. Вас. Петр, не застал дома, как и ожидал; а встретил на дороге у железной дороги. Воротились. "Мы нарочно ходили все здесь, чтоб вас встретить". Когда вошли и Над. Ег. вышла на секунду, он сказал: "Какая капризница, раскапризничалась, что я шел в другие улицы, а ходили не по одной". Я, разумеется, отвечал, что так и должно быть и что это естественно.-- Зачем он так делает? -- это может и в ней поселить неприятное чувство ко мне, и ему нехорошо.-- Когда шли (у угла на повороте с проспекта во 2-ю линию, когда идешь мимо казармы), мне мелькнуло чувство, что нехороша у нее походка -- голову слишком вперед держит и между плеч яма, а когда вошли и я посмотрел, когда входила в комнату, -- что не слишком хороша, а так себе, как говорит Вас. Петр. Не знаю, утвердятся ли эти мысли и начало ли это переворота в моем мнении о ней; это довольно вероятно; вообще часто случается, что с первого раза -- преумный человек, чем далее, тем более приближается к не слишком умному, а после и пошлому человеку. Но скорее это вздор, произведенный случайностью какой-нибудь или словами Вас. Петр.; однако странно.
Когда сидел, она читала "Героя нашего времени", мы говорили о "Мертвых душах", я все более и более чувствую величие их, и точно, это глубже и многообъемлющее всего другого, даже "Героя нашего времени", хоть этого последнего более понимаю, чем их. Он говорил о том, что характер Чичикова не понятен, -- это меня удивило; спорить я не стал, потому что сам не умел совершенно его определить, а между тем чувствовал, что он определеннее всех. (Сейчас Любинька спросила: "Что это такое?" Я с секунду не мог прибрать слова, это время прошло в произнесении слов: "это как бы тебе сказать"... и тотчас сказал: "Не то, что университетские записки, а приготовление для них".-- "Так я тебе не мешаю ли?" "Нет, ведь это пишется на память и большого соображения не нужно". Это показывает, что она не знает, что о чем теперь не начинаю говорить сам, о том не должно спрашивать и что они не подозрительны в этом отношении, в отношении к предположению в другом склонности молчать и скрываться.-- Я доволен, что тотчас спокойно, не смешавшись и не показывая особенного внимания, отвечал ей.) После нашел, что он не читал с того места, где заставили меня читать, с 360-й страницы, и как я тогда вечером не дочитал до жизнеописания Чичикова, то он не читал, -- а между тем сказал, что прочитал. Это и то, что они ходили по той улице, где ждали меня, показало мне, что в нем не менее, чем по мне, этого старания, если что делаешь для другого или в этом роде вообще, то не показывать вида, например, сказать, что обедал, когда не обедал, и проч. Это тонкие деликатности, сказал бы я, если бы не приписывал этого чувства и себе, однако скажу и теперь. Я рассказал жизнь Чичикова, тотчас встал и пошел. Она, когда я рассказывал, слушала, -- значит, несколько понимает. Любинька в письме от своей маменьки нашла желание кольнуть Ин. Гр.: "а я думаю, что там не ждут, и в следующем письме жду, что вы уже определились".-- Когда я сказал, что это вообще для того, чтобы написать что-нибудь в том роде, в каком всегда принято писать в подобных случаях, она не согласилась.
11 часов. Ал. Фед. говорил Лободовскому заходить и поэтому мой расчет, что уже не будет нынче, оказался неверен. Что Любинька так спросила, что я пишу, -- показывает, что беспокойство мое происходит, может быть, только оттого, что они не знают, что это может быть беспокойство, а если узнают, то прекратят, но как передать? Сказать прямо нельзя, кажется, по Любинькину характеру, который в этих мелочах обидчив.
11.40.-- Дописал 84-ю страницу Дѣтій -- Землям.-- Ив. Гр. воротился; когда спросили, хочет ли ужинать, сказал ист; когда после этого меня спросили, я тоже сказал нет, потому что не хотел, чтобы могли сказать: там только обедал, а здесь и ужинать хочет. Карандаш подчеркивает славно, и это меня радует.
Свободное копирование
