29 марта. Наконец-то связались с редакцией, совершенно случайно. В доме, где мы квартируем, вчера вечером разместился филиал полевой почты. Оттуда посылали человека за корреспонденцией в то место, где находится сейчас редакция. Отправили кучу материалов. Под утро гонец вернулся с запиской от редактора. Записка очень теплая, начальство нами довольно.
На передовой линии наметился сдвиг к лучшему. Некоторые деревни снова захвачены нашими.
Политотдел пока не собирается переезжать – это симптоматично.
Сегодня летная погода, в небе просинь – и снова слышен вверху отвратительный вой. Но все это далеко не в таких размерах, как недавно. Говорят, что наша авиация по ночам бомбит немецкие аэродромы, и весьма успешно. В открытый воздушный бой наши не вступают. Особенно активно работают «уточки» – безобидные У-2, «короли ночи», как их называют. Чуть темнеет – летит такая тихоходная трещотка, нагруженная бомбами, в немецкий тыл и начинает бомбить. Применяют снаряды от «раисы». В сводках эти допотопные фанерные машины звучно именуются легкой бомбардировочной авиацией.
Неважные у нас дела, если приходится прибегать к помощи таких самолетов.
Шура – веселая, розовая, чувствует себя в АХО как дома. Больше заботится о судьбе одеяла одного из зенитчиков (явно к нему неравнодушна), чем о своей сестре и знакомых. Мало того:
– Хорошо, если Мария погибла. И ребятишки.
– ???
– А куда она с ребятами пойдет?
Это говорится совершенно спокойно. От такого спокойствия мороз по коже.
Плескачевский сегодня ночью, лежа со мной на голых досках кровати, рассказал, как он расстрелял пятерых пленных немцев. Сначала трех, потом двух. Встретил их в январе на дороге – вышли из лесу с поднятыми руками, повел их. Дошли до одной деревни – военных, которым можно было сдать немцев, там не оказалось. В соседнем поселке та же картина. Куда вести? Да и надоело водить. Кроме того, опасно: ночью во время сна немцы могли прикончить своего конвоира. Плескачевский (он шел сзади) выстрелил в затылок ближайшему, потом в двух остальных. Один был ранен. Его пристрелил.
Такой же участи подверглись и два других пленных, которых он захватил немного позже. Один из них был поляк.
– Мне его было жалко, но оставить в живых я не мог. Рассказал бы…
Неприятный был этот ночной рассказ.
Мы призываем в своих листовках немецких солдат сдаваться в плен. Я сам на днях написал для политотдела такую листовку. А работники 7-го отдела жаловались мне, что расстрелы пленных продолжаются, несмотря на приказ Сталина.
– Срывают нам всю работу. Понятно, немцы боятся сдаваться в плен и дерутся до последней капли крови.