22 марта. Сегодня ночью постучался в дверь раненный в руку боец:
– Разрешите побыть до утра… полтора месяца у костра, не видел хаты.
Все спали. Конечно, я разрешил. Он уселся у лежанки, попросил у хозяйки воды.
– Что делает!.. Все смешал с грязью… Отступаем…
Редактор нервничает. Запросили у бригадного комиссара Лисицына, какое положение. Ответ: сидеть по-прежнему на месте. Меры приняты.
Это спокойствие действует ободряюще. Утром мимо окон промчался грузовик с какой-то огромной, прикрытой брезентом наклонной плоскостью. «Раиса». Спустя несколько минут вторая, потом третья… Насчитал семь машин. Отрадно!
Неужели все-таки придется отступать? Обидно, больно… Нужно отдать им справедливость: они выбрали удачный момент для контрнаступления. Наше наступление выдохлось, дивизии и бригады измотаны, обескровлены, понесли огромные потери, боеприпасов не хватает.
Все вьются, проклятые. Голубой воздух гудит, гудит…
– Как саранча, – говорят бойцы и командиры, выглядывая из-под навесов.
– Эх, десятка бы два наших «ястребков»! Они дали бы жизни.
Нет наших «ястребков».
Когда немецкие самолеты приближаются к деревне, в поле, точно маленькие вулканы, начинают огнем и дымом бить вверх зенитки, скрипуче трещат пулеметы. Кое-как отгоняют.
Один стервятник совсем низко пронесся над крышами и прострочил деревню из пулемета.
Сидя в комнате, я отчетливо слышал визг пуль за окном.
Это подлое чувство беспомощности и покорной обреченности… Как оно знакомо!
Иллюстрация к тому, как у нас хранят военную тайну. О том, что в Малых Горбах были «раисы», знают все здешние мальчишки. Спрашиваем сынишку одной из наших хозяек:
– Кто тебе сказал?
– Боец. Он при «катюше», сам говорил.