|
|
4 марта. Впервые читал сегодня политдонесение. Общее положение все то же. Пока что наша армия ничем, кроме больших потерь, себя не проявляет. Наши соседи заканчивают окружение Старой Руссы, а мы по-прежнему толчемся на месте. Немцы отчаянно сопротивляются. Дьявольский народ. Сыроежкино, Щетинино, Фелистово все еще у них в руках. Почти все те командиры и политработники, с которыми я познакомился на передовой, выбыли из строя. Долговязый Канн – с ним мы разговаривали о московских малоформистах и вместе лежали под обстрелом с воздуха – ранен, видимо тяжело, и погиб бы, если бы какой-то красноармеец не вытащил его с поля боя. Ранены командир бывшего 3-го полка Андреев, военком Печников, начальник штаба подполковник Нижегородов, ответственный секретарь Курганов – громадный, горячий, непосредственный. Помню, как сокрушался он о сильных наших потерях. Это высший комсостав. Что же говорить о низшем, о рядовых бойцах? Когда я покидал этих людей, у меня было чувство, что я оставляю обреченных на смерть. Наш маленький командарм не жалеет советской крови. |