Шел к концу 1949 год. Лагерь пополнялся. С одним из этапов прибыл Борис Корнфельд, врач из Одессы. Ему тоже вручили чемоданчик с красным крестом и ходил он на работы с бригадами. С другим этапом из инвалидного лагеря в селе Спасском, прибыл еще один врач, Петров. Он тоже ходил на объекты в качестве санинструктора. По вечерам, когда бараки закрывались, зэки из Западной Украины начинали петь чудесные народные песни. Я глядел на эту молодежь — цвет нации. Многие из этих ребят воевали в УПА, одни у Бандеры, другие у Мельника. Украинские парни мне импонировали своей честностью, духовностью, прямолинейностью. Среди них было много и таких, которые не воевали, а просто помогали борьбе УПА.
Новостей мы не знали. Что делается в мире — неизвестно. Иногда доходило до нас что-то через громкоговоритель, висевший на столбе в поселке вольных. И то, когда колонна проходила мимо него и шла передача известий. Так мы случайно узнали о войне в Корее. Новый год мы встречали в бараках песнями:
Вы Новый год встречаете свободно,
У вас в сиянии тысяча огней,
И в этот день вы пьете, что угодно,
Но нам от этого, друзья, не веселей,
У нас по-прежнему вчерашняя забота,
У нас по-прежнему вчерашняя печаль,
У нас по утру дальняя дорога,
А впереди — безжизненная даль.
Вы с Новым годом поздравляете друг друга,
У вас в бокалах пенится вино,
А за окном играет у нас вьюга,
Вы за столом, вы пьете, вам тепло.
А что у нас? Те самые бараки,
На нарах сотни бьющихся сердец,
Свеча горит и в темном полумраке,
Вздыхаем мы: «Да скоро ли конец?»
Вы на балах в костюмах маскарадных,
Под звуки вальса кружитесь вдвоем,
А поздно вечером вы, где-нибудь, в парадных
Подругам шепчете о том, о сем.
Под Новый год вы, счастья нахлебавшись,
Уснете в белоснежных простынях,
А мы на утро, нехотя поднявшись,
Пойдем работать снова при огнях.
И так тихонько, годы проживая,
Мы, каждый, ожидаем своего «звонка»,
А кто-нибудь на нарах умирая,
«Вот, — скажет, — где моя судьба».
Спешите жить, свободой дорожите,
Бокалы напивайте пополней,
А в полночь их соедините,
Чтоб звон дошел до наших лагерей!
В другой секции барака пели:
Новый год — для многих радость ты,
С восторгом встретят молодой и стар,
Шипит шампанское под перебор гитар,
И пожелания, чтоб сбылись все мечты.
Новый Год — гремели выстрелы,
А я голодный на чужбине погибал,
Таких людей, как я, считали «лишними»
И начертали им надгробный инициал.
Год побед — стремлюсь на Родину,
Она так нежно всех в объятия звала,
Звала так ласково в страну «свободную»,
Призыв звучал: «скорей поправить все дела».
С вокзалов всех звучало радио,
В эфире Родины все слышали слова:
«Скорей домой, друзья, страна развалина,
Вас ждет отечество и славные дела».
Новый год, какой суровый ты,
Взгляни в отечество, какая всюду ширь;
Хожу под номером, зовут «изменником»,
С существованием — восточная Сибирь.
Новый год, давно живу так я:
Барак за проволокой, в бараке под замком,
На нарах грязных сплю, как все мои друзья,
В XX веке под штыком и номерком.
Новый год — порядки старые:
Колючей проволокой наш лагерь обнесен,
Кругом глядят на нас глаза суровые
И смерть голодная повсюду стережет.
Совершенно неважно, что эти песни в душных бараках, на грязных нарах с соломенными матрацами, при тусклом свете «лампочки Ильича», были плохо рифмованы. Это, безусловно, не было большой поэзией. Важна вся душевная боль униженных и оскорбленных людей, дважды преданных советской властью, режимом в стране.
