По закоулкам воспоминаний - 43

Первая встреча с моим «суженым» (хотя и не очень «ряженым») произошла в пятом классе школы, куда я со своей сводной сестрой поступила после переезда из Кривого Рога, и этот эпизод я уже описывала. Могу свидетельствовать, что он запомнился не только мне, но и ему. Много-много лет спустя, когда мы были уже многодетной семьёй, в застолье у Журавлёвых Семён, рассказывая о нашем с ним знакомстве, хитро поглядывая на меня, говорил: «Встает эдакое желторотое и говорит «Мы – криворизьски!» ». Можно подумать, что он в ту пору был меня намного старше - года на полтора всего-то!

Четыре года мы были одноклассниками, и было это, как вы понимаете, давным-давно. В те наши школьные годы (акселерация – это уже потом, это уже практически нынешнее понятие) не только о любви, но и о симпатии говорить было не принято – нравы были другие.

Случилось так, что в конце восьмого класса я так обиделась на него, что отказалась с ним даже разговаривать. И причина на тот период моего разумения (сейчас это было бы пустяки) была очень веской. Дело в том, что по строгому определению окулиста (он сказал, что иначе я ослепну) и по маминым длительным уговорам и просьбам я, робея и очень стесняясь, неохотно попробовала в классе пользоваться очками. И тут же получила: «Ах! Вот какая четырехглазка!». Он потом уверял, что пошутил, но мне на тот момент это шуткой не показалось. И я решила, что с ним больше никогда не буду разговаривать. Как это ни смешно теперь, долго помнила о своей «клятве» и придерживалась её. Правда, и очки больше в школу не приносила, да и дома ими не пользовалась, отговариваясь тем, что боюсь привыкнуть. По окончании восьмого класса Сёма ушел из школы, но её не забывал - бывал на всех школьных вечерах, по-прежнему участвовал во всех музыкальных затеях, был и на новогоднем маскараде в наш выпускной год, и на нашем выпускном вечере. Но я помнила «четырехглазку» и общения избегала. Так что до самого моего студенчества (а я поступила в мединститут в 1937 году) я с ним не разговаривала. Уже в институте, на первом же вечере, посвящённом вновь поступившим первокурсникам, куда я пришла счастливая от сознания осуществившегося своего студенчества, вездесущий С. Галембо – он уже на втором курсе - решительно подошел и со словами «Ну, сколько можно!?» галантно пригласил танцевать. Вот с тех пор и все студенческие годы мы были с ним вместе, И было это, разумеется, взаимно интересно. И сразу же я вошла в круг его друзей – веселые (молодость!), с тонким юмором, приятные в обхождении ребята и девушки. Центром притяжения этой компании был тогда руководитель джаз-оркестра клуба железнодорожников – самого богатого и комфортабельного клуба города, в центре города – Борис Михайлович Краснов. Когда и как Сема познакомился с ним и успел подружиться – не знаю. Но о нём немного позднее.

А пока только о том, что женитьба наша случилась не «вскоре», как писала Дора, а после многих лет общения. О подробностях нашего последующего семейного устройства тоже расскажу позже. Но, забегая вперед, с целью некоторой робкой защиты нашей студенческой женитьбы, с сохранившимся достоинством могу похвастать, что несмотря на усложнившиеся обстоятельства, нам удалось нисколько не нарушить график обучения в институте. Никаких академических и прочих отпусков, пропусков занятий или несвоевременно сданных зачетов и сессий не было.

Далось ли это легко и комфортно? Утверждать не могу. А теперь, оглядываясь назад, будучи – осмелюсь думать - в здравом уме и объективной памяти, рекламировать разумность или мало-мальскую рациональность студенческих браков не стала бы.

А как категорически против была мама!

О друзьях, товарищах