1798-1799 годы - 2

Прошло четыре года с тех пор, как мы с братом оставили Вену. Положение мое было теперь совершенно иным. Тогда я уезжал, чтобы просить у русского правительства милости, которая была только оказанием справедливости, возвращения наших имений. Теперь я возвращался в Вену в качестве уполномоченного от этого правительства. Эта перемена положения производила огромнейшее впечатление на все венское общество, в особенности же на представителей австрийской администрации. Несколько зимних месяцев в 1798-1799 гг., проведенных в обществе моих сестер в Вене, я считаю самыми счастливыми в моей жизни. Несколько лет уже моя тетка, Любомирская, жена маршала, проводила там зиму. Она имела отель на улице Бастей (на бульваре) и принимала у себя всех наиболее известных членов венского общества. Тут были женщины, прославленные красотою и умом, и иностранные путешественники, толпами съезжавшиеся в австрийскую столицу, так как Франция и Париж, закрытые для Европы, были в это время ненавистны высшим классам всех стран.

Вена была в то время как бы столицей континента, вступившего в союз с Англией против ужасов французской революции. Среди этого избранного общества, менее австрийского, чем европейского, моим обеим сестрам оказывали самый благосклонный, самый лестный прием. Моя младшая сестра была тогда в расцвете своей действительно необычайной красоты. Старшая сестра, также красивая, особенно блистала умом. Одно неожиданное обстоятельство удвоило тот престиж, которым они пользовались в Вене. По приказанию императора Павла великий князь Константин отправился в армию Суворова, одерживавшую тогда победы в Италии, и должен был проездом остановиться в Вене. Моя сестра, принцесса Вюртембергская, только что разведенная с дядей великого князя, очутилась в затруднительном положении. Она была очень близка с графиней Разумовской, женой русского посла, урожденной графиней Тун, старшей из трех сестер, которые, благодаря своей красоте, изяществу, уму и благородным чувствам, составляли украшение венского общества. Самая младшая из них, впоследствии леди Гильфорд, хотела выйти замуж за князя Иосифа Понятовского и всегда питала к нему братскую привязанность. Графиня Разумовская, несмотря на то, что была женой русского посла, ненавидела, как и ее сестры, всех русских вообще. Но посол, не зная, как отнесется великий князь к моей сестре, начал уже избегать ее, не осмеливался дать ей какой-либо совет и перестал выказывать ей свою дружбу. В день приезда Константина все собрались в помещении посольства, и сестра моя, считая неудобным не явиться в обществе, в котором она бывала ежедневно (тем более, что я был тогда в Петербурге), также поехала туда. Но принятая с признаками заметного беспокойства, она держалась вдали, и никто не решался подойти к ней. Наконец, великий князь приехал, и когда после первых приветствий граф Разумовский приступил к представлению ему дам, явившихся его приветствовать, он спросил, где моя сестра, тотчас же подошел к ней, называл ее своей теткой и вступил с ней в долгий и очень любезный разговор; тема разговора была обширна, так как он говорил ей о ее двух братьях, которых ежедневно видел в Петербурге.

Как только великий князь уехал из посольства, все те, которые только что держались вдали от сестры, бросились к ней, с выражением чувств радости и нежности. На следующий день великий князь, предупредив ее заранее, приехал отдать ей визит. Принц Эстергази, вместе с некоторыми австрийскими генералами, должны были ожидать в передней. Сестра, которой это было, действительно, очень неприятно, умоляла его разрешить им войти. Но ему доставляло удовольствие мучить их более часа. Он говорил и смеялся без конца. Его забавляло доводить их до бешенства; так он поступал не только в Австрии, но и везде в других местах. Он всюду дразнил и оскорблял (иногда даже более грубым образом) иностранцев, старавшихся оказать ему хороший прием.