Карташов наблюдал, стоя у вахты. Когда уже все разошлись, он приказал мне войти в вахтенное помещение.
- Сейчас тебя отведут в изолятор, а завтра поговорим, - произнес он угрожающим тоном.
Изолятор находился в двух километрах от зоны. Меня сопровождали охранники. Изолятор был пуст. Я остался один. На следующий день меня вызвали. В дежурной комнате меня встретили Карташов и неизвестный человек в штатском. Карташов задавал вопросы, а неизвестный записывал.
- Зачем ты это сделал?
- Затем, что я сижу ни за что. Дети за родителей не отвечают, сам я преступлений не совершал, а потому хочу на волю.
- Ты же мог написать жалобу, если считаешь, что ты неправильно осужден. А то у тебя уже второй побег - мы же тебя можем судить.
- А по 82-ой статье всего три года сроку и принцип сложения не применяется, а при поглощении у меня больше трех лет осталось.
- Все равно, даже если тебя осудят по 82-ой статье, находиться ты будешь в режимных колониях и ты загнешься, пока выйдешь.
- А вы знаете, как говорится в этой песне, сочиненной еще на Соловках: "Эх, чем мучиться три года, лучше раз один рискнуть. Или смерть или свобода, что-нибудь одно из двух".
Карташов грустно посмотрел на меня и сказал:
- Ну, как знаешь... И чем тебе у нас не жилось?
После этого вдруг начал задавать вопросы штатский:
- Куда вы бежали? И с кем имеете связь на воле?
- Я не знал, куда я бежал. Я бежал из тюрьмы, а на воле у меня ни с кем связи нет. Все родственники мои сидят, я даже не знаю, где они. Один старый дедушка посылает посылки из Одессы.
- Вы отправляли отсюда нелегально письма?
- Ради бога, не начинайте вести расследование, как в 37-ом году. Может быть, вы меня спросите, не связан ли я с японской разведкой?
Штатский рассердился, меня отвели обратно в камеру, где я находился четверо суток.
Охрана изолятора была относительно вежливой, кормили хорошо.
Свободное копирование
