Наконец Баку. Жара и долгожданное море. Непривычные деревья и запахи, восточная музыка, когда включаешь динамик. Непривычный распорядок дня: подъем в 5-00, отбой в 22-00. Это чтобы заниматься пораньше утром, пока еще не очень печет солнце. Кончилась дорожная вольница. Дзержинка замкнула нас в своих объятиях. Надо сдать конкурсные экзамены. К нам добавилось несколько ребят, по разным причинам не поступившим в предыдущие два года, Они пришли кто с корабля, кто из морских бригад, а кто из армейских частей и просто с "гражданки". Конкурс, хотя и не большой, был. Старшие товарищи (так мы почти без всякой иронии называли курсантов старших курсов) рассказывали, что рекордным был конкурс в 40-м году - по 25 человек на место.
И вот опять расставание. Аркадий и еще десяток ребят уходят во Фрунзе; подавляющее большинство остается в Дзержинке, но и здесь Гена и Борис переходят на Кораблестроительный факультет, Володя, Май и я остаемся на Паросиловом, самом многочисленном и, по нашим представлениям, самом морском, правда, теперь в разных классах. Несколько ребят уходят со скандалом в училище морской авиации; два или три человека понуро возвращаются в Москву в Интендантское училище, теперь уже на основной курс.
Расставанию предшествовали нескончаемые споры: кем лучше быть, строевым офицером или офицером-инженером? Этот выбор для меня оказался не менее определяющим, чем выбор, который я сделал в пятом классе. Но если в правильности того выбора я никогда не сомневался, то этот стал позднее вызывать у меня сомнения.
Об этом выборе и вообще о влиянии флотской службы на восприятие окружающего мира я расскажу дальше, а закончит эту главу событие, которое мне видится теперь даже символическим.