Мама - 5

Непосредственное, то есть повседневное общение с мамой, понятно, было меньше, чем тогда, когда жив был отец. Но все равно, мы с мамой регулярно по выходным дням ходили в театр, почти исключительно в Большой. Первой оперой была "Снегурочка". Для меня интересен был сюжет, а с музыкой, если вспоминать честно, приходилось просто мириться. Так вот в "Снегурочке" я все ждал, когда же покажут, как она растает. Сделано все было здорово: полноватая и, по моим представлениям, слишком крупная снегурочка, довольно быстро начала оседать, исчезая со сцены (из ложи бельетажа это было хорошо видно) и, буквально, через несколько секунд на сцене остался платок или покрывало... Но я-то сразу понял, что она опустилась вместе с люком!

В "Хованщине" самым интересным было появление настоящего живого коня на сцене... Музыка и пение впервые проступили для меня в "Евгении Онегине", запомнились и великолепные декорации (публика аплодировала художнику), в "Трубадуре" я жадно всматривался в детали рыцарских доспехов и рыцарского замка. В общем все шло своим чередом и в конце-концов я был даже готов сказать и про "Раймонду", "Бахчисарайский фонтан" и "Аистёнка", что их можно слушать, а не смотреть.

Надо заметить, что опера и балет были, конечно, красивы, но очень далеки от интересов, которыми я тогда жил. Ну что интересного в "Евгении Онегине"? Жизнь каких-то помещиков, которые были до революции. Их сейчас вообще нет, так что и смотреть не интересно. Как ни пыталась мама мне объяснить красоту голосов, звучание оркестра, условность, за которой живут человеческие чувства, я к этому тогда был почти абсолютно глух. Мне уже было двенадцать-тринадцать лет. А, вот, скажем, когда мне было шесть лет, я слушал маму по другому.

Летом 1932 года (отец, как специалист, был опять мобилизован на лесосплав, на этот раз в Пермь), с началом летних каникул, точнее отпуска у мамы, мы поехали вслед за отцом. Очень хорошо помню большую комнату на втором этаже крепкого деревянного городского "собственного" дома. Хозяева были людьми радушными и гостеприимными, поэтому мы пользовались и их садом, где также был и огород.

По утрам после завтрака (пили чай со сливками), мама расстилала под большой яблоней подстилку и читала мне детскую энциклопедию. Многого я не запомнил, но вот разговор о том, как все устроено, я прекрасно помню до сих пор. Он возник после чтения о звездном небе и был, как бы я сказал сейчас, о мироздании. Мама объяснила, что все состоит из очень маленьких частичек, называемых атомами. И Солнце из атомов, и дерево из атомов, и мы из атомов. Атомы разные, но этих разных атомов не так много. А сколько, — это есть в таблице, которую составил Менделеев. Самое главное, что если все разбирать-разбирать, ну, или разгребать как песочную кучу, то так можно добраться и до атома. Просто это очень долго делать. Но для меня это было открытием: окружающий мир становился понятным. Все оказывается родственно друг другу: и белое облако на голубом небе, которое вот сейчас плывет над нами, и зеленая трава, и цветущие стрелки лука на грядке и надоедливая полосатая золотисто-черная оса.

По вечерам, когда папа возвращался с работы, мы иногда отправлялись любоваться закатами на берегу Камы рядом с пристанью. Вот тогда отец научил меня отыскивать камешки-голыши и бросать их так, чтобы они по касательной неслись далеко-далеко над речной гладью. А мама считала число касаний по круглым следам на воде.