Память сердца. 1953 - 1958. 4

 К  экзаменам готовились еще с 1 курса вчетвером: Ваня, Вадик Муратов, Вовка Горбачев и я. Готовились всегда дома у Вадика. Ваня с Вадиком дружили, а Вовка прилепился к нашей компании, хотя мы его недолюбливали, но отказать не могли. Вадик в нашей группе был комсоргом. У него была  очень не простая судьба. Мать его была алкоголичка, что в наши времена было редкостью, отец  развелся с ней, и Вадик остался с ним. Потом отец женился на милой простой женщине, которая  работала медсестрой в больнице, но вскоре был осужден за аварию на стройке, где работал  прорабом и его посадили на несколько лет.  Вадик остался жить с мачехой  и стареньким дедом. Жилось  им очень трудно. Мачеха работала по две смены, что бы как - то прокормить семью, Вадик с большим уважением относился к ней. Мы приходили к  нему заниматься перед экзаменами. Ребята курили   самодельные  папиросы, а я тайком подбирала  «бычки», а когда курево у них  заканчивалось и начинались страдания, я выкладывала кучу «бычков» и  тут уж я пожинала  безмерные восторги и благодарности! Опять набивались папиросы и настроение у всех улучшалось.
       Вадик  был очень хорошим парнем и верным товарищем, он был явно ко мне неравнодушен, но никогда мне об этом не говорил. Помню,  после  1 курса нас направили летом в колхоз убирать пшеницу, выращенную на, так называемых, залежных землях. То есть на этих землях никогда раньше  не сеяли. Поля были далеко от селений, нас привезли к 2 небольшим вагончикам и велели  размещаться, а если не хватит места, то соорудить шалаши из подручного материала. Воду обещали привозить, еду тоже. Уже не помню, по какой причине, но Вани с нами не было, но он поручил Вадику опекать меня. И Вадик начал с того, что  заявил, что жить мы будем в шалаше, и тут же принялся строить его из подсолнечных  и  кукурузных стеблей, покрыли мы его соломой.  Получился очень уютный шалаш, натаскали сена и улеглись спать. А ночью, когда Вадик думал, что я уже сплю, он подвинулся поближе и  тихонько поцеловал меня в щечку. Я же совершенно спокойно ему сказала – «А что на это скажет Ваня?» - Бедный Вадик! Он этого не ожидал, думая, что я сплю и очень смутился.  Это был первый и последний его, назовем так, не тактичный поступок. В это лето нам пришлось много и тяжело работать, нас возили на ток. Девочки провеивали зерно вручную, а ребята лопатами грузили его на машины и везли на элеватор. Было жарко, пыльно, болела спина, и все время хотелось пить. Вадик ухитрился включить меня в бригаду, отвозящую зерно на элеватор, Я должна была загружать и выгружать зерно лопатой,  Но мне бросать зерно вверх в машину не давали,  и я только разгружала, а это было значительно легче.  Дорога до элеватора занимала часа  полтора. Ехать было  холодно,  и мы зарывались в зерно по шею. Ездили мы втроем и ребята меня опекали вполне ответственно. Так, что поручение профорга было выполнено.
 
       Когда я приезжала в Ростов на десятилетие нашего выпуска  (Ваня оставался с детьми), то Вадик мне признался,  что он меня страстно любил все годы учебы, но не мог изменить мужской дружбе. Вот такой это был благородный  человек. И только недавно, рассматривая фото тех  лет, я обратила  внимание, что на всех фото рядом был Вадик, даже если Вани не было. Все 5 лет он был рядом. И молчал. Я, думаю, Иван знал его тайну и поэтому так уважал его. А потом мы больше  не виделись, и только доходили до нас слухи, что семейная жизнь у него не  задалась, он начал пить и просто исчез из поля зрения друзей. Неужели он разделил судьбу своей матери?  Очень жаль.