Вскоре Ник с женой собрался за границу; кончивши светские прощальные визиты, часов в восемь вечера они, как были в параде -- Ник во фраке и в белых перчатках, -- приехали к Александру. Нас было много; увидя меня, Марья Львовна, обратясь ко мне, сказала; "Вы не хотели принять меня". -- "Я не могла вас принять -- я была не одета". Марья Львовна прикусила губы и замолчала.
Спустя полчаса они уехали. Завязался разговор о том, как Ник ошибся в своей женитьбе. Александр был мрачен, ему обидно было за друга. Выслушавши общее сужденье, он сказал:
-- Виноват ли Ник, что женился на женщине, не узнавши ее хорошо. Он был стеснен со всех сторон. Отец не позволял ему сближаться с молодыми людьми, переписка с нами была запрещена, душа и сердце его искали выхода, симпатии -- и симпатия явилась ему в лице Марьи Львовны. Да и все мы увлекались ею.
-- Ну, а теперь, -- заметил Кетчер, -- не увлекаемся больше, и сам Ник видит что она; чего же, дурак, ее слушает, -- прихвостень.
-- Ник, брат, -- возразил на это Александр, -- не нам чета, это душа нежная, любящая. Он полюбил ее и еще любит. На выходки ее смотрит как на детскую шалость. Их разногласие в понимании вещей такого рода, что или мир, или развод. Ник, конечно, предпочтет первое. Второе он не захочет даже из-за того, чтобы не бросить порицания на репутацию женщины, которую любил и любит еще. Он скорей пожертвует собой, чем кем бы то ни было.
Наташа, в свою очередь, горячо заступилась за Ника, Все же вообще чувствовали, что он несчастен и молчит.
Разговор в этом роде продолжался бы еще долго, как вдруг вбежала Марья Каспаровна с криком: "Иван Алексеевич! Иван Алексеевич!" Все встрепенулось и вдруг смолкло. Александр засуетился и пошел навстречу отцу. Наташа сконфузилась, Катя бросилась спрятаться на мезонин, туда же убежал Кетчер. У стола, вокруг которого все сидели в диванной, остались только Луиза Ивановна, Наташа, Марья Каспаровна и я. Мужчины скрылись в кабинет Александра. Когда вошел Иван Алексеевич, я увидала худого, среднего роста старика с строгим, умным лицом, с гордо-самостоятельным выражением во всех чертах. Никому не кланяясь, он осмотрел нас всех с головы до ног. Все встали. Видя его невежливость, я осталась на месте. Он начал все оглядывать и, ни к кому не обращаясь, спросил: -- А где же маленький Шушка?
-- Он уже спит, -- робко ответила Наташа и закраснелась.
-- А кто же у него?
-- Няня-с.
Старик обошел все окна, прикладывая руку, не дует ли где, потом, обратясь к Александру, указал на те места, где в окнах вдвигались болты, которыми снаружи охватывались ставни, пропускались в комнаты сквозь стены и тут припирались.
-- Это никуда не годится. В эти дыры может дуть днем, и ребенок простудится.
-- У нас они закладываются, -- сказал Александр и почтительно показал сделанные для этого затычки.
-- Это все пустяки, -- возразил старик, -- ребенок, шаля, может их вытащить.
Мне надоело все это слушать, я вышла в гостиную, куда перешли Луиза Ивановна и Марья Каспаровна. Они сидели тихо и робко; перекинувшись с ними двумя-тремя словами шепотом, я пошла наверх, насилу взобравшись туда по темной лестнице. Наверху была та же темнота. Кетчер, с трубкою в зубах, на цыпочках ходил взад и вперед по комнате, Катенька ахала и уговаривала Кетчера не ходить, что шаги его услышат. Я села, и все мы говорили шепотом.
-- Отчего вы сидите в потемках? -- спросила я их.-- Снизу огня не видать.
-- Когда Иван Алексеевич пойдет по двору, то может увидать огонь, а он запретил жить наверху.
-- Ну как старик вздумает прийти сюда, -- шутила я, -- куда вы денетесь?
-- Не пойдет, лестница беспокойна.
-- Вы-то, Кетчер, отчего спрятались? остальные внизу.
-- Оттого, -- сказал Кетчер, -- что, во-первых, я его терпеть не могу и он меня терпеть не может. Это все с тех пор как я уговаривал его согласиться на женитьбу Александра. Пожалуй, он скажет мне дерзость, а я не смолчу -- Александру выйдет неприятность.
-- А вас-то за что преследуют? -- спросила я Катеньку.
-- Кто его знает. Узнав, что меня привезли сюда, сказал, что не потерпит у себя всей родни Наташиной. Я живу здесь у Луизы Ивановны и прячусь от него.
"Ну, старик! -- подумала я. -- Ищет возбудить к себе страх, а не любовь".
Наконец наверх вбежала Марья Каспаровна со свечой в руках и, смеясь, говорила:
-- Ну, узники, вас просят вниз, беда миновала. Иван Алексеевич благополучно достиг своих апартаментов. А уж как он зорко оглядывал весь дом, точно знал, что вы тут спрятались.
По счастию, старик редко делал такие нашествия. Да, я забыла сказать, что он увел Александра с собою и продержал сорок минут, не обращая внимания на то, что у него были гости. Когда Александр возвратился, беседа наша оживилась, он острил над собой, над отцом, над Кетчером. Говорил, что отец наказует его за прошлые грехи; что он учится у отца быть отцом своего сына; жалел, что Кетчер не состязался с Иваном Алексеевичем, что это оживило бы всю публику и вызвало бы из той испуганной молчаливости, которая обуяла всех при появлении владыки дома и сына.
Свободное копирование
