Наконец цель жизни и труда свелась на одно накопление капитала. Вместе с Григорием Ивановичем Ключаревым старик поверял приходы и расходы, продавал родовые имения, превращал деньги в банковые билеты и складывал их вместе с деньгами и деловыми бумагами в железный сундук, стоявший в его спальной.
Каждый день, после вечернего чая, он садился за свой небольшой письменный стол и погружался в расчеты...
Пред ним бумаги лист, кругом
Исписанный и разграфленный,
Следит за цифрой зоркий взгляд,
По счетам пальцами худыми
Рука, скользя из ряда в ряд,
Стучит кружками костяными.
Хотя б один сторонний звук!
И слышно в тишине суровой
Все только счетов беглый стук
Да ровный ход часов в столовой --
И время крадется вперед...
Старик проверил свой приход,
Рука притихла, смолкли счеты,
Часы в столовой, из дремоты
С внезапным шипом пробудясь,
Пробили звонко девять раз.
В девять часов Иван Алексеевич вставал из-за письменного стола, переносил свечу с шелковым зеленым зонтиком на ночной столик, ложился на кровать, читал несколько времени мемуары, путешествия или медицинские книги; отдохнувши, вставал и
Опять по комнатам старик
Идет бродить, как дух пустынный
В тиши обители старинной,
И снова шарканье шагов,
И снова стуканье часов,
И в вечер зимний, вечер длинный,
Вас так и давит и гнетет
Глухое чувство тайной муки,
Тоски подавленной и скуки --
И время крадется вперед.
А на дворе свое молчанье:
На небе месяц и светло,
По снегу робкое мерцанье,
Морозно, пусто и бело.
В саду деревья седы, голы,
Стоят недвижно их стволы,
Все сучья кверху устремив,
Как будто и у них порыв
Какой-то был, покуда жили,
Да тут же навек и застыли.
Когда часовая стрелка вместе с минутной касались XII -- и часы стенные, столовые, карманные, последовательно одни за другими, начинали звонить на разные тоны, Иван Алексеевич останавливался, осматривал все часы, прощался с Луизой Ивановной, и Noни расходились по своим комнатам.