В Новоселье - 17

   Карл Карлович, раз устроившись в Корчеве, так и остался в ней навсегда. Он любил независимость,-- здесь ничто не стесняло его. Средства позволяли вести образ жизни по вкусу. В кабинете дяди была избранная библиотека, по предмету его занятий, и постоянно пополнялась вновь выходившими сочинениями. Сверх того он получал лучшие журналы и газеты того времени как русские, так и иностранные и выписывал новые произведения литературы. Перед окнами их дома разведен был большой цветник с множеством великолепных цветов. Обширный, изящный огород окружали тенистые аллеи и пересекали куртины и гряды ягод, теплички и парники. В непродолжительное время дядя приобрел общее уважение честностью, бескорыстием, действительным знанием своего предмета не только в своем уезде и губернии, но и в отдаленных местах. Доверие к нему было безгранично, практика обширная. Летом больные приезжали к нему в Корчеву точно на воды, и большей частию выздоравливали. Впоследствии Дядя весь отдался гомеопатии и был в переписке с Ганеманом. Он ожидал от гомеопатии дивных результатов, чуть ли не вечной юности. До шестидесяти лет он был свеж и здоров, как сорокалетний, казалось, ему предстоит еще долгая жизнь, но вышло иначе. Он кончил жизнь с небольшим шестидесяти лет в жестоких страданиях от развившегося на лице рака.

   Детей у тетушки Лизаветы Петровны не было, привязанность ее и дяди сосредоточивалась на мне. По кончине их большую часть своего состояния они оставили мне и моим детям.

   Петр Алексеевич в продолжении нескольких лет жил в Херсоне, а больше в Кременчуге, не видаясь со своим семейством, где, по своему общественному положению, уму и обстановке, пользовался почетом, несмотря на то что находился под судом и следствием по сделанным на него двум доносам: один -- каким-то Ковалевским, убежавшим с каторги, другой -- Раичем. В 1804 (году) Петр Алексеевич, будучи устранен от должности, много раз просился в отставку или хотя в отпуск, через Обольянинова и Куракина, но получал отказ, и принужден был жить без всякого дела в Кременчуге, против своего желания.

   В 1812 году он был совершенно оправдан по доносу Ковалевского и, получив разрешение оставить Кременчуг, немедленно собрался выехать в Новоселье. В Кременчуге Петр Алексеевич привязался к жене одного из своих чиновников--Катерине Валерьяновне Ульской. Говорили, он купил ее у Ульского, а его отправил куда-то в командировку, из которой тот и не возвращался никогда. Жена его с своим сыном Христофором Ульским жила в Кременчуге постоянно при Петре Алексеевиче; старик привык к ней до того, что когда собрался ехать в Новоселье и она решительно отказалась за ним следовать иначе, как в качестве жены, то он, больной и расстроенный, после долгого колебания и отказов, накануне своего выезда обвенчался с нею в двенадцать часов ночи {Этот поздний час бракосочетания, в процессе братьев Петра Алексеевича с Катериной Валерьяновной, служил одним из пунктов к опровержению этого брака[1]. (Прим. Т. П. Пассек.)}.

   С дороги, через Григория Андреяновича, дано было знать моей бабушке, чтобы она из Новоселья выехала в Шумново. Неожиданная весть о женитьбе Петра Алексеевича и приказ Христине Петровне оставить Новоселье поразили всех. Бабушка не вдруг поняла, в чем дело, когда же поняла, то так растерялась, что без слез, без расспросов, поспешно начала собираться к выезду; странно улыбалась, разговаривала сама с собою, перекладывала с места на место свои вещи, бесцельно ходила туда и сюда, приказывая скорее закладывать лошадей и ничего не взявши, выехала в Шумново в том, в чем застал ее приказ Петра Алексеевича удалиться из дома, в котором она прожила около тридцати лет.

   С этого времени Христина Петровна почти утратила память и сделалась поразительно рассеянна. По-видимому, прошедшее как-то туманно представлялось ей, мешалось с настоящим, и нередко видали, как она разговаривала сама с собою, как бы с видимыми ею предметами и людьми.