Седлец - 5

   В нашей комнате с трудом помещались три двухэтажные деревянные кой­ки. На одной спали мы с Сашей: я на первом, а он на втором этажах, сразу за мной была койка Богданова, который, как он рассказывал, окончил военно-медицинскую академию в Ленинграде, а здесь, в плену, он превратился в потомка Суворова (придумал родственные отношения по генеалогическому древу) и всячески старался угодить немцам, до того, что назвался Готфридом. Он занимал первый этаж койки. Место против нашей с Сашей койки занимал близкий по идеологии и поведению к Готфриду врач, фамилию которого также я уже позабыл. Но он для нас представлял не меньшее отвращение, чем Готфрид. Он заведовал хирургическим отделением лазарета и взял на себя контроль над пищей, доставляемой раненым и больным в ведрах. Прежде чем вносить ведра с пищей в "палаты", их вносили в ванную комнату, прилегающую к нашей комнате. Там "шеф" отделения отпускал санитаров (а иногда и при них!) специально им изготовлен­ными дуршлаками вылавливал мельчайшие кусочки колбасы в ведрах, после чего отправлял по назначению. Каждый день он проводил эту "операцию" со всей тщательностью, и армейские котелки под его койкой всегда были полны измельченной колбасой, маслом, повидлом. Я лежал напротив его койки на расстоянии полуметра, был истощен от голода до такой степени, что сидеть в постели даже в течение минуты мне было трудно, сильно кружилась голова, и я вынужден был ложиться. Михаил Михайлович Гнорозов несколько раз настойчиво советовал взять из-под койки моего соседа котелки с пищей и есть, но я не мог это сделать, зная, что в этой пище - жизнь моих соотечественников, хотя и воровал бы я у вора, а не у голодающего военнопленного.