Будни санитарного отдела - 4

   Я уже говорил, что с первого дня прибытия на фронт, несмотря на то, что это "не положено" мне, консультанту санотдела армии, создал специальную санитарную сумку с перевязочными материалами и различными медикаментами для оказания скорой медицинской помощи. Эта сумка уже не раз выручала раненых. Я получал большое моральное удовлетворение от того, что помимо своих прямых обязанностей, могу быть полезным для моих соотечественников в условиях фронтовых будней. Получив разрешение комиссара, мы все бросились выполнять священный долг врача. Я тоже схватил сумку и кинулся на стоны и зов раненых. На вокзале, который был не более чем в полукилометре от поля, где мы подбирали и перевязывали раненых, по-прежнему, продолжали рваться боеприпасы, горели бензобаки, и черный дым расстилался вокруг. Кроме бомб, которые фашистские стервятники сбрасывали с немецкой аккуратностью друг за другом, они били нас из бортовых крупнокалиберных пулеметов. Я перевязал двум раненым верхние конечности и услышал протяжный стон третьего, лежащего у канавы. Подбежав к нему, я стал освобождать от одежды окровавленное бедро, чтобы перевязать. В это время один из стервятников стал поливать нас пулеметным огнем. Раненый пополз в канаву, наполовину заполненную грязной водой с мазутом. Я попросил его не двигаться, чтобы было удобно перевя­зывать, а он все твердил: "Товарищ военврач, вы ложитесь, перевязывайте лежа, видите, как строчит "Мессер"!" Но лечь на краю канавы - это значит испачкаться в мазуте и все же не иметь никакой гарантии уберечься от огня фашиста. С трудом за­кончив перевязку, я заметил еще одного раненого, который лежал на спине и что-то громко говорил. Я подбежал к нему и ужаснулся: он был ранен в живот, вышел значительный отрезок кишечной петли. Освободив рану от окружающей одежды, я стал накладывать индпакет и перевязывать, а он смотрел на летящие над нами самолеты и с ненавистью твердил: "Стреляй, строчи, фашистская сволочь! Мы еще повоюем с Вами!" Мне было тяжело слушать эти слова из уст человека, который вряд ли может остаться в живых. Закончив перевязку, я разыскал военного прокурора, который неподалеку наводил порядок в этом аду и попросил остановить машину, чтобы отправить тяжелораненого в Вяземский госпиталь. (Очень хотел бы знать: удалось ли врачам спасти этого раненого от неминуемого перитонита в этих страшных условиях, и вообще - жив ли этот безымянный герой?)

   Отправив этого раненого, я огляделся вокруг и не обнаружил ни нашей машины, ни наших санотделовцев. Я задумался: что же теперь мне делать? Но военный прокурор прочел мои мысли: "Спасибо вам, товарищ военврач, за помощь раненым. Ваша машина ушла, но, думаю, они недалеко отсюда и будут ждать вас. Я попрощался с ним и двинулся на восток. На вокзале еще громыхало, рвались то красные, то зеленые, то желтые ракеты, высоко поднимаясь в небо. Если бы не война, не смертоносные разрывы всюду, то можно было с интересом рассматривать это зрелище. В полукилометре, поднимаясь на возвышенность, на опушке леса я заметил наших санотделовцев. "Мы специально ждали вас, как бы оправдываясь, сказал комиссар". Мы продолжили свой путь. После выполнения задания начсанарма наша группа во главе с комис­саром Сперанским вернулась в санотдел и продолжила свою работу по руководству медицинскими подразделениями армии.