|
|
К обедне звонили рано — по-деревенски, чтоб не задерживать базара, который съезжался в праздники на этой же площади. Торговля начиналась с «Отче наш», а кабак открывался только после обедни с выходного звона; несмотря на это, выпившие толкались площадью с утра. Ремонтщики одеты начисто: в косоворотках и штаны навыпуск. У которых поверх рубах жилетки, а на них цепочки часовые подвешены, хотя бы и без часов в кармане. Волосы намаслены и с пробором. Затонские девушки в восторге от своих, — это не деревенщина: они и слово выложат, и семечек поднесут, — кушайте, скажут, на здоровье и на «чих» поздравят. А приезжие девушки — те оторвать глаз не могут от ремонтщиков: ход у них форсовый, да еще который-нибудь из них сдоби подпустит: тонкозубой расческой начнет волосы себе охорашивать или платком с меткой пыль со штанов стряхивать, — ясно, одурь возьмет деревенских девушек, на мастеровых глядя. Потому волчий вид у мужичьих парней. Они запросто — в лаптях, нас-де полюбят и черненькими. Сгрудятся парни у возов, будто про свои деревенские дела толкуют или обновками обказываются, — и только глазами на стороны впиваются. В одно из последних воскресений на площади произошло событие. Событие обыкновенное, но оно связалось с моим уходом из Затона, потому, вероятно, и запомнилось мною. Началось оно с моркови. Купил ремонтщик с воза меру моркови да прихватил еще сверх этого несколько штук «для довеска». Морковь — бабий товар, из-за нее мужик срамиться не станет, но, видно, к ней припутались другие поводы. Стоявший рядом мужик сказал ремонтщику: — Ну и жадина — готов крест за семишник содрать! После этого и продавец вставил слово: — Мастеровщина норовит на даровщину. Третий подогрел: — Цепочка — на брюхе, а часы в лавочке. Эх, ты, без десяти часов восемь! Мастеровой вспетушился и бросил пучком моркови в грудь продавцу: возьми, мол, лапотник, с излишком. Мужик обиделся всерьез. — Нехорошо, парень, — трудом кровным швыряешься. Надел опорки — и родню позабыл. Голоса громче, жесты резче. Раздались крики: «Наших бьют!» Столпились обе стороны, и дело перешло в драку. Послышались хряск ударов и боецкие звуки вроде гмыканья. Мужики дерутся без визга, без ерохтанья, с полной готовностью к смерти. Во взъерошенной толпе замелькали дуги, сердечники и ножи самодельные ремонтщиков… |