Вечером мы стали собираться на гору Фавор и на Тивериадское озеро. Компания наша разделилась. Одни, отягощенные тучным телом, боялись тронуться в тяжелый путь, где нельзя пользоваться тарантасом, другие, в видах экономии, отправились заранее пешком, третьи, к которым принадлежали я, мой товарищ в бедуинском костюм и купец-старообрядец, решили ехать на ослах. Для того, чтобы не связывать друг друга в дороге, я предложил своим спутникам каждому взять себе отдельного проводника и для скорости тоже на осле.
Узнав о нашем желании, арабы привели множество ослов к русскому дому. Все они были очень мелки, сильно потерты по бокам, с кровавыми подтеками от уколов на шее. Я выбирал себе осла пободрее с виду, да хоть немного с сносной сбруей из веревок. Арабы кругом меня кричат, что-то толкуют непонятное. Наконец, в первый раз в жизни я взобрался с камня на белого осла и не успел ещё оправиться в седле, как он сразу рванулся в сторону и бросился бежать со всех ног. Я едва удержался на нем. Арабы сзади бегут и кричат: «хорош! хорош!…» Оказывается, они нарочно кольнули осла шилом сзади, чтобы он проявил такую прыть.
Наша кавалькада выехала часа в три пополудни, с расчетом к вечеру быть на Фаворе и там переночевать до утра. Лишь только миновали город, как один из погонщиков тихонько отстал и исчез. Я остановился и стал говорить другому провожатому; что мы не поедем без двух проводников-мукари, а потому пусть он вернет скорей своего товарища. Нас предупреждали, что за арабами проводниками надо следить внимательно и не спускать им на первых порах ни малейшего проступка, иначе они будут обманывать потом на каждом шагу.
Мы настояли на своем, и проводник вернулся в город за своим товарищем.
Дорога спускалась между зеленеющими холмами все ниже и ниже в Ездрилонскую долину. Сравнить нельзя с каменистою Иудеей! Здесь очертания гор боле округлы, и долины более широки, а главное кругом все покрыто цветущею травою и разнообразными деревьями и кустарниками.
Вскоре мы нагнали своих знакомцев – пеших паломников, вышедших из Назарета часом раньше. Мы уступили женщинам своих ослов, а сами пошли за ними пешком. Я был рад поразмять свои ноги после неудобнаго сидения в седле с высоко поднятыми стременами; да и вообще я предпочитаю идти пешком, – в этом куда больше удовольствия и свободы в пути! Можешь остановиться над камнем, цветком, жучком, взять в руку, рассмотреть, спрятать на память.
Наши мукари были молодые ребята, не старше двадцати лет, и родственники между собою. Они немного знали русских слов, научившись от приезжающих паломников в Назарет. Всех мужчин они звали «Иваном», а всех женщин «Марией».
– Иван, Иван! – часто останавливали меня, подметив моё любопытствующее внимание к здешней природе и подносили бабочек и жучков. А то укажут какую нибудь гору или деревню и назовут её по-арабски.
Сами мы знали не более десятка арабских фраз, необходимых при встрече с туземцами в Палестине, так что каких нибудь обстоятельных разговоров со своими мукари не могли вести.
Свободное копирование
