Киев - 4

   На другой день все улицы Киева воскресили передо мною жизнь брата. Я видел дом на Крещатике, в котором он квартировал, я побывал в доме Сетовых, где он проживал женатым; я поднимался по той же каменной лестнице, звонил у тех же дверей, ходил по тем же комнатам... Мне показали гостиницу Дьякова, в которой он умер. Я смотрел на маленькие окна в верхнем этаже, чтобы угадать тот номер, в котором он скончался. Дом этот выступает углом на театральную площадь. Почти каждый вечер Павлик бывал в театре и после каждого представления непременно кутил до рассвета. И, конечно, никогда не помышлял о фатальном угловом доме, который его сторожил... Его тело было вынесено в церковь св. Георгия, где и ночевало в гробу. Я смотрел на эту продолговатую серую церковь с широкими окнами, испещренными мелкими белыми переплетами. Едва ли когда-нибудь Павлик взглянул на нее!.. Отдельные минуты его жизни четко вставали передо мною: Павлик в богатой коляске при ясной летней погоде везет меня с женою в Лавру... Павлик угощает нас мороженым в кондитерской... Павлик, женатый, заходит со мною в ювелирный магазин и покупает браслет какой-то молоденькой и "хорошенькой" даме... Павлик, в маскараде, сидит со мною за ужином возле двух неизвестных барышень, закутанных в домино, и подозревает в них чудеса красоты... Павлик, со слезами на глазах, читает мне неумелые, чувствительные стихи какого-то члена окружного суда... Павлик везет меня вечером по какой-то наклонной улице в "Драматический кружок", где он экспромптом играет всякие роли, и держит себя настоящим падишахом среди самых бесцветных любительниц, в которых он один умеет видеть что-то привлекательное... Павлик прожигает жизнь... Павлик сострадает всякому горю... Павлик вечно создает вокруг себя сочувственный смех... Павлик считает себя неистребимым... Вне жизни он не понимает себя!.. Он умолк. Все живут по-прежнему.

   Я -- живу! И мне странен мой номер гостиницы, мне странен свет солнца... И я ожидаю от моей поездки на кладбище какого-то примиряющего свидания!

   Но в этот первый день я туда не поехал. Я обедал у Сетова. От прежней шумной семьи осталась одна дочь, девушка, да муж другой дочери, капельмейстер Пагани, жена которого была в отсутствии. Сам Сетов и Павлик умерли. Сетов скончался менее трех месяцев тому назад. В доме еще носилось тяжелое воспоминание о его смерти. Мне показывали его фотографию в гробу. В его кабинете, на его белой убранной постели, на которой он умер, лежал поверх подушки серебряный венок от почитателей, и лампадка горела перед образом, в изголовьи. Умерли и многие из актеров и певцов, посещавших этот дом. Остальные дочери Сетова и приятели брата разбрелись по всему свету. Всем нам было жутко за нашим молчаливым и тесным обедом. Комнаты этой, когда-то неистово шумевшей квартиры, обдавали всех нас какою-то грозною тишиною, как будто все мы, оставшиеся -- немногие -- пользовались чем-то запретным и страшным, от чего следует поскорее бежать, -- бежать без оглядки туда, куда ушли покойники.

   А брат ждет меня на Аскольдовой могиле!.. Завтра туда поеду.