И вот, после трех дней ободряющих известий, -- вдруг -- лаконическая утренняя депеша: "Почивал мало. Аппетит есть. Отеки ног несколько увеличились". А затем, вечером того же дня, неожиданная телеграмма о совершенно новом явлении -- о кашле с кровью, а на следующий день к ночи -- о воспалительном состоянии левого легкого (в скобках "инфаркт", что было почти всеми прочтено "инфракт") -- и в первый раз роковые слова: "Положение опасное". В следующие сутки кровохарканье уменьшилось, но слабость увеличилась. Наконец, в последний день было получено четыре депеши.
Каждая из этих депеш составляла событие. Первую из них мне подала, на измятом листке, молоденькая бонна моего сына, немочка Матильда. Она возвратилась в третьем часу дня из города с моим мальчиком, которого она водила гулять, и, вынимая листок из кармана, тихим голосом сказала: "Посмотрите, какая ужаснейшая (чисто немецкий оборот) -- депеша..." Я пробежал известие:
"Ливадия, 20-го октября, 9 час. утра.
Ночь государь император провел без сна.
Дыхание сильно затруднено. Деятельность сердца быстро слабеет. Положение крайне опасно.
Профессор Лейден.
Профессор Захарьин.
Лейб-хирург Гирш.
Доктор Попов.
Почетный лейб-хирург Вельяминов".
Действительно -- в каждой фразе была подчеркнута близость смерти. К обеду жена и дочь, бывшие также в городе, принесли сведения еще об одной депеше, -- еще более краткой и уже совершенно безутешной. Значит, сегодня смерть... и все-таки не верится. После обеда я поехал в клуб, около шести часов вечера. Швейцар вполголоса спросил меня: "Вы не знаете? Государь император скончался. Сейчас приезжал сюда курьер из Кабинета его величества за одним нашим членом, потому что уже получена депеша..." Поднявшись наверх, я увидел под витриной, где выставлялись телеграммы, вторую и третью депешу:
"Ливадия, 20-го октября, 11 ч. 30 м. утра.
Деятельность сердца продолжает падать. Одышка увеличивается. Сознание полное".
"Телеграмма министра Императорского двора
Ливадия, 20-го октября.
В 10 часов утра государь император сподобился приобщиться св. Христовых тайн. Его величество в полном сознании.
Граф Воронцов-Дашков".
В клубе уже все знали о смерти, но только на словах. Не прошло и четверти часа, как в бильярдную вошел неизвестный мне член собрания, стриженный, с бородкою, молодой, и молча бросил на сукно бильярда, озаренное электрическими лампами, траурный листок и сказал: "Вот". На листке была набрана в типографии "Правительственного вестника" последняя депеша, еще не корректированная: в ней были пропущены слова "в Бозе", они были кем-то надписаны сверху печатного текста.
Телеграмма, полученная министром внутренних дел 6т министра Императорского двора, из Ливадии, 20-го сего октября:
"Государь император Александр III в 2 ч. 15 м. пополудни сего 20-го октября тихо в Бозе почил.
Министр Императорского двора
граф Воронцов-Дашков".
Эта депеша отличалась от всех предыдущих не только траурной каемкой, но и упоминанием об "Александре III", тогда как во всех предыдущих известиях говорилось безлично "Государь император".