25/VI
В «Одном городе» Петрова переписал заново. Перекроил сцены, написал монологи. Автору нравится. Даже Сурков, не принимающий пьесу в этой редакции, и тот хвалит.
Имел беседу с Ю.А. Вызвал меня на нее.
— Я беспокоюсь, что ты один не справишься с «Фомой»: не взять ли тебе дублера?
— Дублера я не хочу брать только потому, что мне придется работать над ним, а, работая над ним, исходить из его качеств. Что касается помощи, то кто? — Шмыткину материал не нравится, да это и не его дело. Чистякову[1] трудно режиссировать, так как он писал свою инсценировку и утверждает, что ключ, в котором написана моя, его не устраивает. Вы?! Повторяю, был бы доволен, если бы вы согласились работать и заинтересовались, скажем, как «Чайкой», да ведь это невозможно…
— То есть, чтобы я работал сначала?
— Конечно. Это меня волнует больше, чем то, будет ли моя фамилия в афише стоять одна или с вашей.
— Я думаю, что если Крон не успеет дать пьесу, я смогу тебе помочь.
— Поймите вы, я очень люблю этот образ, это давняя моя мечта. Я много знаю о пьесе, о повести, о постановке… Естественно, что мне хотелось возможно больше сказать о себе, возможно свободнее выразить свои желания. Но если у вас есть какие-то сомнения, ну что же, иду на то, что я не буду работать как постановщик. Делайте один. Делайте!
— Нет, давай вместе.
Выступаю в концертах Эрмитажа.
Концерты «Мастера кино» — пользуются неизменным успехом. Семь-восемь концертов прошли при полных сборах.
Сегодня читал «Русский характер».
Слушали очень хорошо. Потом начали шмыгать носами. Потом утираться. И вдруг, вижу — человек в штатском поднимается с места, проходит перед сценой и уходит на улицу. Я было растерялся. Думаю — не хочет слушать про это или не нравится? Читаю дальше. Срывается женщина и бегом бежит в том же направлении, закрыв глаза руками. В зале волнение. Не пойму, что оно означает? Собираюсь с новыми силами и напором одолеваю замешательство. Кончил. Долгие и жаркие аплодисменты. Выходил пять раз.
За кулисами:
Бендина[2] плачет. Горюнов[3] сетует, что нельзя играть их комедийный номер. Легран[4] бегает, ищет врача. Все поздравляют, а я хожу, как оплеванный. Как будто я совершил преступление, убил кого-то, или выкинул безобразный номер.
Занятно также: Мартинсон[5] подходит ко мне, щупает мое сердце и спрашивает: «Сколько вы так можете читать? Часа два? А я вот со своим номером могу только 5–10 минут, больше сердце не выдерживает».
— Поэтому вы даете по 10 концертов в вечер?
Словом, произошло что-то, а что, я так и не понял. Может быть, неправильно я читал? Отчего такая реакция в зрительном зале? Может быть, не время читать такое? Может быть, нетактично, безобразно, нечеловечно?!
Свободное копирование
