Николай Мордвинов Дневники - 147

24/I

(БЕСЕДА С Ю. А. ЗАВАДСКИМ)

Ю.А.:

— Как ты расцениваешь последний спектакль?

— Были результативные вещи, а эта роль, как ни одна из многих моих прежних ролей, не терпит результата. Второе — «педали» заняли у меня слишком много времени и внимания. И я стал невольно играть оболочку. Третье — сыграв третий I акт, я понял, что давать такой максимум просто нельзя: это эффектно, но не расчетливо и не нужно, это не на пользу моему образу. Все это отвлекало, и я срывался. Но, с другой стороны, в эксперименте, в попытках — наша жизнь. Законсервируешь — остановишься. Может быть, рановато, рискованно именно сейчас заниматься этим…

Я люблю пробовать. Экспериментировать. Может быть, поэтому мне редко на сцене бывает скучно. Думаю, что поэтому и растут все мои роли, без исключения, сколько бы и в каких условиях я их ни играл. Пробовать надо и здесь. Может быть, ошибся «временем и местом», тогда предупреждайте, что сегодня-де злыдни сидят в зале, — может, буду осторожней. Но значит ли это, что я должен изменить свой метод?

Я поставил перед собой еще одно задание — сделать еще одно напластование на роль, думаю об этом давно и пробую изредка, но странные мысли приходят в голову. Я люблю в театре, в искусстве явно и сочно выраженное «мужское» и «женское». Мужчина — будто это даже характерное в моих ролях; у меня нет чего-то среднего или неопределенного. Это мое качество. Оно понятно мне, и оно, я знаю, заразительно. В Петруччо я могу делать все, что мне угодно, и все будет приятно, и все будет работать на роль. Другого качества эта заразительность, скажем, в моем Дон Гуане, третья — в Дике Даджене, четвертая — в Ваграме и т. д. Здесь же, чудно, право, мне показалось на последнем спектакле, что вот эти мужские качества, так явно долженствующие присутствовать в роли по всем ее звеньям, в чем бы и в какое бы время роль ни была взята, — эти мужские качества будто бы и нейдут к роли? Конечно, я думаю, вы понимаете, что я говорю не о вульгарных качествах, и не о качествах сексуальных, эротических, нет.

Я понимаю, конечно, что это означает, что качества соответствующие не найдены, и это не значит, что Отелло в моей трактовке должен быть лишен этих качеств, но какие же они?

Соображения мои, конечно, правильны, ибо верит же народ в мою — Отелло — руку; например, в то, что я владею именно мужской, физической силой, верит, что я могу где угодно и когда угодно придушить Яго собственными руками, и без усилий. Верит и во многое другое.

— Думаю, что это верно. Это интересный вопрос ты поставил… «Мужское» в Отелло — сила духа, сила физическая, страсть, без малейшей заботы о том, как это выглядит, потому что плохого в нем нет, и ему нечего скрывать…

Ты приобрел в этой работе весьма важное качество, которое жило в тебе подспудно, — открытую, как бы обнаженную душу, и это прямо-таки физически чувствуется в роли. Береги это «человеческое» искусство, все остальное — функция. Наивность и искренность (если платок сейчас с ней, то Дездемона не изменила) — в этом и есть твое обаяние в этой роли. Я верю и знаю, что в тебе есть, но будь осторожен.

— Что значит «будь осторожен»?!

— Как-нибудь после поговорим.