Третий сельхоз - 17

А вот как живут аборигены: зашли мы раз в сельпо на Волоснице - ничего нет, кроме окаменелых баранок и слипшихся леденцов с привкусом керосина. Продукты сюда почти не завозят. Уходя на работу, мы захватываем из бочки две-три миски тюльки, собираем хлеб у тех дам, которые не могут осилить пайку. В поле к нам подходят свободные граждане, и мы - рабы ("рабы - не мы", из букваря) угощаем их рыбкой и хлебцем. Суровое черное пятно эта деревня на ярко-зеленом фоне лугов. Дети ходят в школу за восемь километров здешней северной зимой... Я сама видела старика в лаптях, это в 1953 году! Мужья почти все погибли на войне, вдовы не справляются с хозяйством. Три года не чистили хлев в одной деревушке, коровы едва взбираются на гору навоза, касаются спинами потолка. Бабы обратились в лагерь за помощью, туда послали рабочих; они раскололи ломами твердь, выскребли коровник и за эту услугу увезли весь навоз на лагерный скотный двор. 

"Привезли какую-то чокнутую, пошли посмотрим!" На дорожке стоит низенькая толстая фигура, особенно велики груди-ведра; грязные, спутанные темные волосы прикрывают бледное лицо, из-под них дикие косые глаза. Совсем не мылась четыре дня, не хочет идти в баню, не хочет говорить. Так почему она здесь, а не в "психушке"? Потому, что нормальная, но протестует. Не хочет трудиться на благо родины, хотя недавно еще была членом ВКП(б), разведчицей в чине капитана (трудно представить ее бюст в гимнастерке). Ее зовут Изабелла Самборская; образованная еврейка из Белоруссии, советская патриотка. Как она попала сюда? Война кончилась. По дороге с фронта увидела на одной станции, как спихнули с отходящего поезда безногого солдата в лохмотьях, как просят милостыню другие, - возмутилась и написала прямо Его величеству т. Сталину дерзкое письмо ("плохо Вы заботитесь о рядовых инвалидах"), за то и попала сюда. Прибыв в лагерь, Самборская решила сопротивляться и стала "косить на сумасшедшенькую" (местный жаргон). Ее поведение забавляло весь сельхоз, возмущало работяг, раздражало начальство, но сломить этого упорства так и не смогли. Сколько раз ее сажали в изолятор! Я видела эти отказы: утром, стоя у вахты, упершись лбом в столб, перекинув густую нечесаную гриву на лицо, закатывает под лоб глаза и нарочно пускает слюни. В конце концов добилась своего, списали в четвертую категорию. Изабелла любит литературу, немножко знает латынь: я записала с ее слов полузабытые стихи Горация "Exegi monumentum" и Катулла "Vivamus mea Lesbia", пропавшие дома при "крушении яхты". Она пристает ко мне с высокими материями и антисоветскими разговорами - стараюсь отделаться от ее претензий на дружбу "двух просвещенных людей на каторге".