Третий сельхоз - 5

В марте 1952 года опять переполох: большинство указников отправляют на этап. Опять тревожная суета, в ней затягивается узлом личная драма - увозят Катю Колесниченко, Федя-цыган остается здесь. У них есть еще десять минут, они стоят у окна, я сижу за столом, заслонив лицо газетой. Страстные объятия, мучительно долгие поцелуи... Еще пять минут - душераздирающее прощание. Расстались. Федор не стал провожать ее при всех. Этап ушел за ворота. И вот этот разбойник заплакал навзрыд, не стесняясь при мне излить свое горе, на этот раз непритворными словами и слезами. Так плакали в прошлом веке безжалостно распроданные крепостные. Попробовала утешить, да что там... чувства - не мысли.

Мне жаль было расстаться с кругом простых людей, я давно отмежевалась от своей касты и не очень была рада, когда в пять часов к нам прибыл этап, состоящий из одних политических. Они сидят в столовой с чемоданами и сумками, немного растерянные, ждут. Бросаю на них беглый взгляд: человек тридцать старшего возраста, молодежи мало. Интеллигенты. Иностранцы (из Прибалтики). Сектантки. Немало четвертой категории (зачем содержать тут столько старух?). Их разместили и накормили. 

Айно Бранд в тот же день пришла в КВЧ и представилась: член партии, государственный контролер Эстонской ССР. Спросила свежие центральные газеты. Еще чего... мы получаем с опозданием лишь кировскую областную. Внешность: полноватая, бесформенная, очень светлая блондинка с проседью (ей 48 лет); бледно-розовый цвет лица, остренький нос и острые, с холодком, белесые глаза за стеклами сильных очков; красные губы и белые зубы - в улыбке что-то от хищного грызуна. Голос высокий и звонкий, завлекающе-вкрадчивый тон, властные нотки. Айно стала завсегдатаем КВЧ. Ее назначили заведующей каптеркой, там можно сидеть вдвоем и болтать за чаем. Она рассказала мне историю своего ареста.

В начале 50-х годов в Таллинне шла внутрипартийная борьба, сути которой не знаю. Как дотошный и принципиальный ревизор, Айно Бранд начала разоблачать какие-то злоупотребления, в коих был ею обличен ответственный работник - некто Каротамм. По намекам, кажется, между ними было что-то личное, потом они стали врагами; она писала в ЦК ВКП(б) жалобы и доносы, но, не получив ответа, решила сама ехать в Москву на прием к Сталину, безусловно веря в его справедливость. Дело было летом, она приехала в черном шелковом платье, без шляпы, в легких туфлях и остановилась на два-три дня в партийной гостинице на Рождественском бульваре. Подала заявление на прием у ворот Кремля. На другой день за ней приехала машина - чуть ли не "роллс-ройс", два сановника любезно предложили проводить ее к великому генсеку и... проводили прямо на Лубянку, ну, а там - как у всех. После - в Бутырки, в башню, в одиночку. Тем не менее дали только 58-10, только 10 лет, и доставили ее к нам в потускневшем шелковом платье. Айно очень идейна: "Я не контра, я была, есть и буду честной коммунисткой".