4.44 Мы вернулись в Ленинград

Наконец мама сказала, что она получила «вызов», и мы можем ехать. Я не знал тогда, что это за документ, не знаю и по сей день, от кого мы должны были его получить, кто нас должен был вызвать. Так или иначе, но я распрощался с ранеными, с мальчишками, с соседями по двору. Я сейчас не помню, когда мы покинули Ростов, но, мне кажется, это было начало августа.

Мы не были в Ленинграде 4 года и один месяц, – вот, сколько длилась наша эвакуация.

Сев на поезд, мы довольно быстро с одной пересадкой в Ярославле доехали до Ленинграда. И вот я в своем родном городе.

Остановились мы в комнате у Рахили по адресу ул. Марата 32 кв. 19. Рахиль, вернувшаяся раньше, работала прорабом в какой-то строительной организации, рано утром уходила и поздно вечером возвращалась. Мама сказала, что в нашей квартире жить пока нельзя, потому что, во-первых, осколок пробил стену, и в стене дырка, во вторых, паркетный пол весь сожгли, когда отапливали квартиру буржуйкой, в-третьих, нет никакой мебели, потому что ее тоже сожгли, а в-четвертых, там кто-то живет, хотя и говорит, что скоро выедет.

– Вот приедет папа, и все устроит, – сказала мама.

Все в моей жизни изменилось. Но я знал, что и прежняя довоенная жизнь не вернется. Всё вокруг меня другое, люди другие, и я сам совсем другой. Я стал старше на 4 года, и я пережил войну. Это неизгладимое знание о войне, о пережитом, осталось со мной на всю жизнь. Физически я не поднимался в атаку под пулями, не был под бомбежкой, меня не расстреливали рядом с наспех вырытой ямой, рядом со мной не убивали родных и друзей, я не сидел в мокрых окопах, но я почти физически ощущал и то, и другое, и третье...

И я знал, будь я лет на семь-восемь постарше, я бы обязательно воевал и шел под пули, и сидел бы в окопах, как шел под пули и сидел в окопах мой отец.

И я знал, что, попади я на оккупированную немцами территорию, немцы расстреляли бы меня, невзирая на мой возраст, только потому, что я еврей. И я люто ненавидел немцев. Нет-нет, не фашистов, а именно немцев. И мне близок был очень популярный в годы войны лозунг, брошенный Ильей Эренбургом: «Убей немца!». И плакат с этим лозунгом я воспринимал как руководство к действию. Я внутренне готов был убить каждого немца. И мне еще много лет было трудно разговаривать с немцами, потому что в каждом из них я видел фашиста. И, разговаривая, подсознательно задавал себе вопрос: «Воевал он против нас или не воевал?»

Не судите строго мальчишку десяти лет с высоты сегодняшних дней. Конечно, я был совсем другим... Мальчик военной поры... С огромной любовью к родным и близким. С надеждой, что каждый следующий день будет лучше предыдущего. С ненавистью в душе к врагу. С абсолютной верой в великого и мудрого вождя всех народов, любимого Сталина.