7-ой день похода.
16.VIII.39.
перевал Хахачу - Цекалой
20 км.
Уже два часа, как длится подъем, а кругом все тот же буковый лес. Облако еще не оставило облюбованного им ущелья - идем в сыром и душном тумане. Бессонная ночь и отсутствие горячей пищи уже вторые сутки (Утром ограничились холодным завтраком, в расчете еще в первой половине дня дойти до Майстов) - дают себя знать. Все едва ползут, сзади всех я, впереди же, подгоняя ишаков - наша неутомимая Надя.
Вдруг маленькое происшествие останавливает весь караван, рассмешив всех до коликов в желудке: Ишачиха наградила Надю таким фонтаном .......!
Кроме папоротников - весь лес густо зарос малинником. Малина - крупная, сочная, сладкая - одним словом - объедение. Все это. конечно, с жадностью поедается нами - раздается только хруст веток и челюстей.
Наконец - впереди замелькали солнечные пятна - и вот, уже, раскрывается перед нами, величественная картина, залитого солнцем громадного цирка перед горою Ха-Хачу. Скалистая вершина горы, изрытая глубокими впадинами, с застрявшими в них ледниками, откуда струятся серебренные нити ручьев, - растворилась в какой-то заоблачной, прозрачной синеве.
Весь цирк представляет собою, как бы огромную чашу воронки, горлышком которой является то узкое ущелье, из которого вышли только что мы.
Кругом простираются изумительные ковры альпийских лугов; кое-где виднеются на них пестрые точечки - баранта или табуны.
Высоко на склоне виднеется тот хутор, к которому так стремились мы дойти вчера. И до хутора, и до перевала, еще ух - страшно подумать - как далеко!
Начинается самая мучительная часть пути. Воздух этого, скрытого от всех ветров цирка, настоян неумолимыми лучами полуденного солнца, горячими струями исходящего от нагретых скал, напоен парами облаков, моментально растворяющихся при выходе из букового ущелья.
Надя, стремясь поскорее отмыться, лезет по склону прямо в лоб - вверх, к ручью. А мы, дураки, тоже за ней. Только ослы наши, следуя неоспоримой горной аксиоме, что ломанная линия всегда короче прямой, невозмутимо и важно шествуют по бесконечным серпантинам тропы.
Быстро выдохшись на крутом, обоженном солнцем склоне, на котором только что Лебедь убил маленькую змейку-медянку, мы представляем, вероятно, жалкое зрелище для обитателей хутора, с любопытством и нетерпением, ожидающих нас наверху ... и вот, неожиданно, две проворные девчушки, ловко, как козы прыгая по склону, сбегают навстречу нам, приносят свежей ключевой воды и, решительно забрав у меня с Надей рюкзаки и даже палки, снова ловко карабкаются наверх.
Наконец все мы собираемся около гостеприимного хутора, где уже ждет на и Абнул-Кадир со своими ишаками.
Хозяин хутора Ха-хачу представляет нам свою семью: бабушку, жену старую и жену молодую, сына и дочерей от первой жены.
Молодая жена его, красавица горянка Сан-дират, с тонким станом и узким, выразительным личиком, приковывает к себе, невольно, все взоры. Ей всего только 17 лет и замужем она только два месяца.
Федя и Сабурка, конечно, сразу же начинают вздыхать и строить планы похищения горной красавицы, настоящей лермонтовской Бэлы.
Остальные девочки тоже очень красивы, особенно старшая из них, с густыми, сросшимися бровями, ласковая и услужливая Сабилла.
Видно редко приходится видеть людей этим высокогорным хуторянам и они наперебой стараются нам услужить. Целый котел холодного и свежего айрана с жадностью уничтожен нами. Дед Хведор - конфетный зав - оделяет всех женщин и ребятишек сладким содержимым своего мешочка.
Лебедь торжественно достает какую-то бутылку - Витамин С! - и старательно отсчитывая капли, выдает всем порцию этого чудодейственного снадобья.
Уже полчаса отдыхаем мы у гостеприимных хуторян - пора и в путь.
"По ко-о-ням !" раздается команда и все снова вскидывают рюкзаки на свои усталые плечи. Трогательное прощание и ... "Снова вдаль бредет усталый караван!".
Впрочем, тропа теперь уже не так крута. Миновал источник с чудесной водой, понемногу огибаем склон и вступаем в тенистую березовую рощу.
И наконец, поднимаемся на первую западную точку перевала. Волшебный вид на долину Аргуна раскрывается отсюда.
Все пространство внизу заполнено колыхающимися, ослепительно белыми волнами облаков. Кое-где из них выступают острые пики, вершины гор. Вдали, сам как облако, как мираж, сияет Казбек.
Кое-где, сквозь прорывы в облаках, виднеется узкая лента Аргуна ..., и ребята, скорее угадывают, чем видят, там внизу селение Басхой - крайнюю, восточную точку нашего прошлогоднего маршрута.
Таки образом, хотя только зрительно, мы замкнули прошлогодний круг.
Перевал Ха-Хачу состоит из двух перевальных точек. Тропа их соединяющая, траверсирует склон, заросший типичным северным леском: береза, ольха, черника. Только цветы ярче и крупнее.
Со второго южного перевала открывается вид еще более грандиозный.
Внизу - полускрытая облаками бездна ущелья, перед нами - за ущельем, встает стена большого Кавказского хребта с красавицей Тебулос-мта, или по чеченски - Дакакорт, в центре этого горного ландшафта.
Прилепившиеся к склонам, курящиеся из всех ущелий грозовые облака скрывают от нас очертания хребта; лишь кое-где, обнажаются то суровые скалы, то склон, заросший хвойным лесом, то вечные снега неприступной красавицы Декакорт.
Далеко внизу, и как кажется отсюда - на самом краю бездны, виднеется нечто вроде муравьиной кучки, но с типичной башней в центре ее - это селение Цекалой сельсовета Майсты.
Вот они, желанная цель! Немного отдохнув у небольшого источника, начинаем спуск.
Цепочка сразу же расстраивается и ишаки наши остаются далеко позади.
Впереди всех - дикими скачками - летит Сабурка, опираясь на свою длинную бамбуковую палку. Фука, Назарка и я лихо катимся по осыпям, страхуясь альпенштоками. Сергей солидно и медленно из-за своей стертой ноги, обходит все зигзаги тропы. Внизу уже заметили нас - группа собравшихся на верхней площадке селения все растет.
Вот он - Цекалой!
Селение будто выросло из одной скалы. Строения его однообразны, сложены из одного и того же грубого камня без раствора. Только башня, с ее типичной пирамидальной кровлей, выдается своим стройным и строгим силуэтом.
Меж домами змеятся узкие и крутые проулки, переходящие в площадки - дворы; все они вымощены крупными и плоскими плитами. Такими же плитами покрыты и кровли.
Сразу за селением начинается довольно крутой обрыв, усиленный еще и подпорной стенкой: врагам не легко было подойти сюда снизу.
Над селением, на плоском выступе скалы разместилась небольшая, окруженная полуразрушенной невысокой оградой площадка. В центре ее сохранились развалины небольшого храмика, типичного для Ингушетии и Чечни.
А далеко внизу, в километрах трех от Цекалоя, внимание наше приковывают какие-то развалины - это мертвый город Фарскалой.
На верхней площадке селения мы и делаем остановку, знакомясь с встретившими нас очень приветливо, местными жителями.
Ребятишки сгорая от любопытства тесным кольцом окружают наш караван, какие-то степенные чеченцы вступают в беседу с Сергеем.
Появляется еще один переводчик. Где видели мы уже эту физиономию? Ба! Да это же Умаев, учитель из Майстов, первым нанимавшийся к нам в проводники.
Сопровождаемые толпой любопытных, двигаемся по узким улочкам Цекалоя к сельсовету, как вдруг внимание наше останавливает странное зрелище:
У одного из домов, в невысокой, выдолбленной из камня колоде. сидит грязное, все в лохмотьях существо - полумумия, полутруп, старуха - древняя как замшелые камни ее окружающие.
Чеченцы окружают ее каким-то боязливым почтением, и с гордостью, как одну из своих главных достопримечательностей (еще бы 125 лет!). показывают ее нам, просят сфотографировать это страшилище.
Чеченская сивилла что-то шамкает, тупо поводя глазами, и мы спешим покинуть страшную старуху.
Председатель сельсовета, гостеприимно предоставляет нам единственную комнатку своего учреждения, и мы, уж было располагаемся в ней совсем по свойски, когда появляется секретарь сельсовета - молодой еще, светлоглазый и белокурый человек и настоятельно просит перебраться под его кров.
Во время этого переселения случается второе Лебеденкино "грехопадение".
Поскользнувшись в своих морозках на гладких плитках двора, он падает на спину, и топорик, прикрепленный сзади на его поясе, так еще недавно старательно отточенный, прорезав кобуру, вонзается в его спину!
Надя только ахает! Таких сложных хирургических случаев не было еще в ее давней медицинской практике.
В чистой и сравнительно светлой кунакской Цекалойского секретаря спешно организуем перевязочный пункт.
Колькина спина спешно заливается календулой и накрепко перевязывается. А к хирургу Наде, сразу же протягивается несколько босых ног, покрытых многочисленными мозолями, потертостями, ссадинами.
Окно и дверь кунацкой густо облеплены любопытными, глазеющими на это невиданное для них зрелище.
Однако все голодны. Пора отдать должное нашей знаменитой 2-х килограммовой баранине. Великая честь - приготовить из нее достойное блюдо, увы ... выпадает на меня!
Получив у Нади, необходимую при моей малой опытности, консультацию, я начинаю, форменным образом, "священнодействовать". Еще бы! Момент ответственный: все женщины Цекалоя собрались у секретарского очага смотреть - как русские готовят пищу.
Напустив на себя вид крайне самоуверенный, начиная свой показательный сеанс с тщательной мойки (всегда бы так!) всей посуды.
Сам секретарь сельсовета нарубает мне мясо своим (замечательной работы - не иначе, как Кубачи) кинжалом. Это занятие считается в Чечне мужским.
Но зато, отнюдь не мужским занятием является чистка картофеля, за которую, к великому удивлению цекалойцев, я засадила наших ребят.
В маленьком помещении тесно и дымно, однако выйти, "дохнуть", нет никакой возможности: стоит только повернуться спиной, как грязные пальцы любознательных туземок погружаются в котел и выловив там что-нибудь - долго и старательно обсасываются.
Но вот - и жирная похлебка и "рагу" и "кове" - готовы. В кунацкой организуется обед - пир. Приглашен и гостеприимный секретарь. Наконец - после 2-х голодных дней, желудки наши получают полное удовлетворение.
Между тем, на галерейке перед кунацкой собрались местные "больные", так как по селению пронесся слух о чудодейственных способностях нашей Нади. Бедняжка! Весь дальнейший путь по Чечне ей придется иметь дело с этими навязчивыми "больными".
С мало понятными причитаниями о каких-то таинственных болях, протягиваются к ней всевозможные раны, язвы и опухоли на неописуемо грязных телах.
Надя роется в своей знаменитой "аптечке". Увы! Запас ее весьма ограничен! Среди многочисленных, но употребляемых нами мало пузырьков, так мало йода (любимого лекарства всех туземцев) и спасительной каландулы. Наш чудо-врач решает так: отказать нельзя никому, но по настоящему лечить только серьезные случаи, а остальные ...?
Тут начинается сценка из "Хирургии". Ах так? Лечить так лечить! Главное - чтобы это было безвредно. И вот - наша эскулапша, смело и уверенно, с видом не допускающим никаких сомнений, который она так умеет на себя напускать, достает из своей полосатой аптечки какие-то снадобья.
- У тебя боли? В голове, в животе, в спине - зараз? Вот тебе порошочек с содой. Принимать по солнцу так-то и так!
- А у тебя порезы? Нужен йод? Кожа вокруг пореза смазывается чем-то коричневым. Но почему такой странный запах? А! Это ведь Иноземцева капли!
- Засохшая язва? Из тюбика выползает колбаска какой-то белой мази и растирается на ноге. Это чудное лекарство оказывается зубной пастой "Одентоль"...
Да простят нам бедные чеченские "больные" этот наш маленький обман. Что же было делать? Путь наш еще далек и небезопасен. Помощи ждать негде. Запас аптечке очень и очень ограничен.
Авторитет-же наш необходимо поддержать.
У Абдул-Кадира тоже большой прием. Чувствуется что он пользуется здесь большим уважением, почти командует.
Пользуясь тем, что мы все равно по чеченски не понимаем, он принимает своих визитеров тут же. Разговоры их носят иногда бурный, но в большинстве случаев явно секретный характер. Неужели так таинственны могут быть дела его подписки?
Наконец он возвращается к нам и с места в карьер приступает к делу: в виду того, что, как он туманно намекает нам, у него есть одно "Большое дело", он не может возвращаться обратным путем.
Абдул вносит новый вариант в намеченный маршрут: он предлагает нам разделить группу.
Через перевал одного из отрогов Декакорта, непроходимый для вьючных животных, пойдет он сам с тремя самыми сильными ребятами и с облегченным грузом. Таким путем они должны выйти на селения Чамгой и затем - Хангихой, Хильдехоройского сельсовета.
Остальная часть группы пойдет по вьючной тропе до поворота на Хильдехарой, доставит ишаков в родное селенье Абдула - Саканхой, а затем доберется до Хангихоя для встречи с первой группой.
Тут же предлагает он кандидатов на первый, более интересный, но и более трудный маршрут: трех из наших Коль - самых здоровых из ребят. Видно, что для них предложение это не является новостью - Абдул успел уже с ними об этом переговорить.
В кунацкой разгораются дебаты. Заседание "парламента" на этот раз очень бурно.
Сергей также ставит свою кандидатуру на этот маршрут, а в самый разгар спора, Надя, неожиданно для всех, делает "ход конем" и предлагает также и свою.
Часа два длится этот горячий спор, так и так переворачивается карта, приводятся всякие доводы и резоны - иногда довольно лицемерные, иногда явно провокационные. Наконец решаем прибегнуть к "прямому и тайному" голосованию. Результат конечно ясен. Большинство проголосовало за вариант предложенный Абдулом. Три Кольки - альпиниста пойдут к Декакорту завтра же. Встреча назначается на 20-е, в Хангихое.
За вечернем чаем сообщаем наше решение Абдул-Кадиру, не принимавшему участия в "парламенте" и он тут же знакомит нас с Абдул-Кадиром Љ2, молоденьким учителем из с/сов. Хильдехарой, рекомендуемой для второй группы в качестве проводника.
Наш Абдул очень весел и оживлен. Одобрительно похлопывая ребят по спине и подмигивая "девам", он, несколько таинственно, сообщает, что вечером, может статься, всех нас пригласят на вечеринку - на знаменитые "мигалки".
"Будем там за барышнями ухаживать!" - то и дело восклицает он, сияя своей белозубой улыбкой, и тут же рассказывает чеченскую поговорку: "Знаешь? Когда быка убивали, бог сказал ему: - Скажи свое последнее желание - я исполню его. - И бык ответил: - Когда меня убьют и шкуру мою сдерут, пусть шкуру эту над коровой повесят".
"Вот так и я скажу, когда умирать буду!" - заключает Абдул-Кадир, заливаясь своим заразительным смехом.
Между тем вечереет. Пора устраивать ночлег.
"Вы ложитесь себе, а я вам сказку расскажу. Если за нами человек придет, тогда, кто хочет, пойдет со мной на вечеринку.
Вскоре в кунацкой наступает тишина. На разложенных по всему полу войлоках и циновках, в привольных позах, вытянув уставшие члены, раскинулись тела.
Керосиновая лампочка тускло освещает помещение, а за окошком - звезды, ясные и яркие, озаряют окрестные горы. Среди причудливых снежных хребтов сияет белая шапка красавицы Декахорт, сбросившей с себя, наконец, покровы, окутывавших ее днем облаков. Таинственно сверкает она под светом звезд.
"Ни один человек не может взойти на Декахорт, а почему, знаешь?" - начинает свою сказку Абдул-Кадир.
"Видели вы большую гору над Аргуном, когда подходили к Шатою?
Давно, давно, жили на этой вершине три красивые барышни - три сестры. Были они, как бы это сказать? Как святые. И хотя люди и знали о красоте, никто не смел подняться к ним, на эту гору.
Но в ту пору, жил в Чечне знаменитый богатырь Сок-Солса, про которого, в народе нашем сложено много и сказок, и песен.
У Солсы был конь - в один миг мог он перепрыгнуть с одной горы на другую, а где ударил он о камень копытом, там выступала вода.
Каждое утро пускал Солса коня своего пастись на Воронхойскую гору, но с закатом, конь всегда сходил с Тусхаройской горы. Тогда Солса пошел посмотреть, что там, на горе и увидел у вершины источник с хорошей водой.
Сел он тогда на своего коня и объехал на нем всю гору вокруг - сверху вниз. Где ударял конь копытом, там выступал источник с такой же водой. И с тех пор, там, вокруг всей горы бьют хорошие ключи. ...".
..."Абдул-Кадир, а как же три барышни?" - нарушает паузу, наступившую после рассказа, нетерпеливый Сумбурка.
..."Знаю! Ты тоже любишь красивых барышень, - смеется Абдул, - только тех барышень не увидеть никому! ... Вот и богатырь Сок-Солса тоже решил подняться на ту гору и увидеть красавиц. Оседлал он своего могучего коня и поехал в гору.
Увидели гордые барышни, что он совсем близко и стали просить бога, чтобы он спас их от богатыря.
Бог услышал их просьбу: налетел сильный западный ветер, поднял барышень выше туч и понес их на самую высокую гору - на ледяную вершину Декахорт.
С тех пор и живут там гордые барышни, а западный ветер сторожит их покой.
И никто не может взойти на Декарорт, - ветер поднимает бурю и метелью
... Один человек из Тушетии, решил подняться на вершину - он шел долго, дошел до ледяных полей, но вдруг поднялся такой сильный ветер, что поднял его на воздух и понес ... и сбросил в родном доме этого человека, в Тушетии, у самого порога, и ... знаешь? Человек этот был уже мертв!"
"А три барышни и сейчас живут на Декахорте?"
- "Их теперь не три. а две: одна барышня умерла. Почему, знаешь? Когда уносил их западный ветер от богатыря Сок-Солсы - увидела она его и полюбила. Но с вершины Декахорт, она сойти уже не могла и умерла с тоски о нем".
Фантазия Сумбурки сразу разгорелась: "Если не нынче, то в будущем году, но я непременно поднимусь к тем барышням, на Декахорт".
Мы просим Абдул-Кадира рассказать нам еще что-нибудь. Тот, как всегда. за словом в карман не полезет. Пробормотав что-то про себя, он говорит:
"Когда мы вчера к нарзану шли, вы слышали как чабан внизу кричал, а ему с горы, из аула отвечали? Так долго, громко кричали, вроде как пели. Есть песни такие - нарочно так сложены, чтобы их далеко слышно было. Поет человек, высоко на горе, а его совсем в другом месте - в ущелье слышат, и узнают по песне, что ему надо.
А раньше- у людей дудки такие были - вроде зурны, на них можно было так сыграть, что, кто эти знаки знал, то понимал, а кто не знал - тот думал, что это просто чабан стада собирает.
... Один человек из Хангихоя пас на горе своих овец и коз, и, вдруг, увидел отряд Дагестанцев.
Узнав врагов, он стал играть на зурне так, что в селении поняли и ответили ему тоже на зурне:
-"Загони стада свои в пещеру, а сам обмани Дагестанцев. пока мы приготовим оружие!"
Тогда чабан стал кричать врагам:
"Моя мать была из Дагестана, из вашего селения. Я хочу вас угостить. Идите ко мне в пещеру. я буду резать барана, устрою пир!"
Они поверили и пришли, чабан стал резать барана, а в это время люди его аула, взяли оружие и пошли к пещере, напасть на врагов!
Вдруг ... случилось чудо: раздался гром, затряслась земля, скала поднялась и упала, закрыла вход из пещеры.
И никто не мог отвалить эту скалу, чтобы опять открыть вход. Все люди и овцы погибли там.
Но осталась от входа маленькая щелка; чабан вставил в эту щелку свою дудку и стал играть своим: "Собаки мои едят моих овец, овцы мои едят мою обувь и мой серебренный пояс, бараны мои едят мои ноги".
Песню эту и до сих пор поют в народе. А еще, он тогда кричал своим: "Желтые овцы раньше всех подохли, потом погибли и черные овцы. Дольше всех без еды могут серые овцы".
И теперь, в этих местах разводят только серых овец. Вы тут пойдете в Хангихой, увидите сами.
И пещеру ту можете посмотреть - до сих пор в ней лежит много костей людей и животных.
Наступает тишина. Ночь. Кое-кто уже похратывает. "Ребята, а помните, вчера как мы сдрейфовали!" Все смеются, вспомнив вчерашние, ночные страхи. Абдул становится серьезным и говорит: "И я испугался вчера, когда закричал Сергей. Мне бояться надо было больше чем вам, у меня здесь враги есть. знаешь!".
Раздается тихий стук - в дверь заглядывает чья-то голова в мохнатой шапке. Абдул что-то шепчет ему по чеченски, затем ступая плавно и неслышно, как могут ходить одни только горцы - выходит за ним. чтобы пропасть почти на всю ночь. Некоторое время мы еще обсуждаем все виденное и слышанное сегодня, но больше всего интересует нас наш проводник: "Парень себе на уме! У него тут какие-то дела, непохожие на подписку займа!".
"Просто, вечно шуры-муры водит с здешними девушками" - высказывает предположение Сумбурка, но все накидываются на него.
"А мне, все-таки, он подозрителен - говорит Федя, - это он неспроста нашу группу разбивает! Ребятам надо быть все время на чеку ....".
Феде тоже возражают горячо. Абдул сумел завоевать наше доверие даже уважение, особенно после смелого его поступка, когда он один, безоружный, прошлой ночью выскочил из палатки, а ведь по его словам, он рисковал больше чем мы.
"Ну, а осторожность, все же никогда не мешает - береженого и бог бережет".
Обещанные мигалки, так и не состоялись и скоро мирный сон воцаряется в кунацкой.
