Декабрь 1969 г.
О, если бы наша единственная Надежда была еще с нами!.. Как бы она порадовалась и вдохновилась…
Сейчас я восстановлю по листкам с беглыми заметками волнующие беседы, самые радостные со дня внезапной гибели Надюши.
* * *
В серенькую бесснежную субботу 29 ноября 1969 года к 12 (часам) мы, ее безутешные родители, были приглашены к Елене Сергеевне Булгаковой, к супруге Мастера , воспетой вдохновительнице Маргарите – хранительнице писательского подвига Михаила Афанасьевича Булгакова (1891-1940). Оказалось, что она уже два месяца разыскивала нас после прочтения в девятой книжке журнала “Юность” статьи “Аполлон и Дафна” – поэтического воспоминания о Наде ее старейшего наставника и друга, Действительного члена Академии Художеств СССР, профессора, скульптора, графика – Василия Алексеевича Ватагина . В статье (сокращенной редакцией) рассказывалось о лебединой песне Надюши, о ее графических композициях к роману “Мастер и Маргарита”.
Мама Надюши по обыкновению застеснялась принять это почетное и любезное приглашение.
Я тоже эти дни очень волновался: а вдруг “Маргарите” не понравится Надино прочтение романа? Поэтому для начала к Елене Сергеевне я отправился вместе с Эдуардом Ивановичем Пашневым, молодым писателем из Воронежа. Передавшие приглашение Ольга Савельевна [Звольская] и Светлана [Солодовникова] встретили нас у памятника Тимирязеву на Никитской площади и проводили в дом напротив.
Дверь нам открыла сама “Маргарита”, стройная, прекрасная, именно такая , какой мы все ее представляем. Приветливо удивившись сразу четырем гостям, впервые переступившим порог ее дома, она с большой благодарностью приняла букет светло-сиреневых астр и указала на почетное место для 2-х больших папок с Надиными рисунками. Затем Елена Сергеевна дала нам немножко освоиться, познакомила с литературоведом Мариттой Омаровной Чудаковой , которая поднялась к нам навстречу от рабочего стола Михаила Афанасьевича. За столом МАСТЕРА Чудакова готовила рукописи писателя к передаче на государственное хранение.
* * *
31 января 1967 года, когда завершилась первая публикация философского романа “Мастер и Маргарита”, моей Наденьке исполнилось лишь 15 лет… Только через полтора года достался мне журнал “Москва” по записи в очереди у нас в библиотеке Центрального телевидения. Давали на две ночи , а в мои 50 лет ночные бдения уже не так плодотворны. Поэтому я получил тогда лишь общее представление о романе, о котором говорила вся интеллигентная Москва и Россия, как о необычном, многослойном (христианская метафора, философия добра и зла, бесовская фантасмагория и сатира на наших бюрократов, идеальная лирика и судьба, вдохновившая одного бескорыстного современного творца)…
Тогда Надюша успешно заканчивала экзамены выпускного, обязательного 8 класса… Она продолжала свою огромную (в 400 рисунков ) серию к “Войне и миру”, с увлечением читала трехтомное брокгаузовское издание сочинений Байрона , 8 томов Шекспира . Она создавала свое прочтение “Маленького принца”, серию рисунков “Воспоминания о Варшаве”, “Балет”, “Восток”, “Эллада”, “Пушкиниана”.
Поэтому я и подумать не смел , чтобы обратить внимание слишком юной и перегруженной Надюши на роман “Мастер и Маргарита”… К тому же в июне 1967 года, неожиданно для всех в ЦК ВЛКСМ сочли возможным послать Надю впервые в Артек, к морю! Она поехала туда в качестве делегата от Москвы на 3-ий Всесоюзный слет пионеров.
[Прим:в Артеке Надя приобрела друзей по пресс-центру в лице Оли Барикову из Павлодара, вожатого Марка Кушнирова с женой Аней...]Вот эти люди осенью 1967 года в Москве впервые и дали Наде прочитать поэтов-символистов, дореволюционных сатириков, а главное – они дали ей переплетенную из двух журналов “Москвы”, книгу “Мастер и Маргарита”…
Надюша вдруг преобразилась и повзрослела !..
Она отложила все другие мечты и серии рисунков, засыпала меня просьбами достать все, что можно о Булгакове, и как-то сразу и упоенно стала создавать свою лебединую песню “Мастер и Маргарита”. […] Ее замысел мне казался грандиозным, и я сомневался в том, что она его может исполнить. Он казался мне непосильным для нее и преждевременным. Ведь ей было в это время 15 лет… И хотя в письмах к друзьям Надя писала, что “рисовать совсем некогда”… она трудилась много и вдохновенно. Четырехслойность романа подсказала ей и четыре графических приема: перо на цветных фонах, акварельные заливки, фломастер, пастель и монотипия. Цельность решения при этом сохранялась. Готовилась она к этой работе тщательно. Прочитала и принесенный мною из библиотеки сборник Михаила Булгакова. […]
Теперь и я, и все наши родные, друзья-наставники восхищены “Мастером”, которого так долго замалчивали. А впервые для меня раскрыла обаяние таланта Булгакова Надюша. Бабушка Вера Алексеевна Лебедева подарила Наде свои журналы “Москва”, которые она [Надя], обрадованная, переплела и сделала книгой. Эта книга стала у нее настольной.
Рисунки рождались удивительные… За год Надя сделала свыше 160 композиций. […]
[Как-то на выставке]подошел к нам с Надей один старый художник, пожелавший остаться неизвестным. Он сказал, что знаком с вдовой Михаила Булгакова – Еленой Сергеевной Булгаковой, что Наде для продолжения своей удачно начатой работы необходимо с ней познакомиться, ибо у нее хранятся и все купюры, выпущенные при первой публикации. […] Несколько позже от Ю.В.Ларионова, пригласившего нас на премьеру своего литературного концерта “Мастер и Маргарита […], мы узнали, что на улице Горького живет не супруга М.А. Булгакова, а сестра писателя – Надежда Афанасьевна, и что он договорился с ней о встрече 9 марта 1969 года. Но судьбе не угодно было… Утром 6 марта , одевая школьную форму, Наденька внезапно потеряла сознание… 5 часов врачи делали ей уколы и увезли в больницу… Там, не приходя в сознание, от кровоизлияния в мозг она скончалась …
Трудно писать дальше … Потеряв нашу единственную Надежду и жить-то теперь не хочется…
Но Надюша говорила:
– Я живу жизнью тех героев, кого я рисую!
Сердечное внимание всех наших наставников, родных и друзей обязало нас, безутешных родителей, свято хранить ее 100 папок по 100 рисунков в каждой […]
* * *
И вот сейчас белые папки Нади на большом круглом полированном, старинной работы столе, украшенном фарфоровой вазой с огромным букетом из крупных роз. Эти розы кто-то принес во время нашего визита – передал и ушел. Мы, четверо гостей Елены Сергеевны Булгаковой, благоговейно молчим.
Только неделю назад я узнал, что Елена Сергеевна Булгакова и есть “Маргарита”, и вот мы у нее, и рисунки лежат на столе. И мы, и присутствующая тут же Чудакова – все понимали, что сейчас наступил решающий момент в судьбе рисунков Нади .
Я попросил Светлану Солодовникову показывать рисунки, а сам замер позади всех.
Волею судьбы первым лежал большой вертикальный портрет, рисунок фломастером на розовой бумаге,образ Маргариты во время первой встречи ее с мастером: “Вам не нравятся желтые цветы?”
Минута затаенного молчания… Все поглядывают на Елену Сергеевну и с удивлением убеждаются, что ясновидящая Надя интуитивно передала полное сходство с нею. Медленно и тихо Елена Сергеевна произнесла:
– Это изумительно!
Потом бодрее:
– Передана мгновенная, глубокая влюбленность и страх потерять ее! Жертвенная любовь!.. Готовность бросить букет мимозы и готовность на все!
Второй рисунок, тоже основное испытание– “Голова Иешуа”(монотипия).
Тихое восклицание: “Ох!”
Затем уважительно:
– Взрослый ребенок! Такой мог после жесткого допроса сказать Пилату: “Отпусти меня”…
У меня отлегло от сердца и я стал записывать высказывания.
“Берлиоз и Иван Бездомный сидят на скамейке на Патриарших прудах” (начало романа).В зелени сквера над ними: Коровьев, Кот-Бегемот и Гелла (зеленый фломастер). – Чудесный рисунок! Каков Берлиоз! Самодовольный, беззаботный, с сытым брюшком. А как свободно заплела Надя в листья дерева свиту Воланда. В романе этого нет. Удачное добавление!
“Иван Бездомный в больнице рассказывает главному врачу Стравинскому”(монотипия на разворот книги).
– Трогательный… полуребенок Иванушка… очень удачно. Ведь он из других самый светлый…
“Мастер в больничном халате сидит один на койке”(перо и акварельные сполохи на светло-зеленоватом фоне).
– Ох, какой! Волосы слипшиеся, тоскливая затравленность… Это поразительно!.. Лунный тревожный свет!..
“Крысобой начинает терзать Иешуа”(два варианта: монотипия и пастель).
Вздох:
– Ох как! Ребенок и зверь!.. “Не бей меня”…
“Голова Понтия Пилата с псом, заглядывающим в глаза хозяину”(два варианта: монотипия и заливка черной акварелью).
Молчание.
– У него раскалывается от боли голова. Какая сложность чувств!.. И пес готовый нести…
“Две головы Христа: несение креста и распятие”(суровая пастель на сером фоне).
Долгое, взволнованное молчание:
– Глаза! Невероятно!
“Распятие: к губам Христа на копье подают влажную тряпку”(оранжевая пастель на сером фоне).
– Висит Христос!.. Кулак палача!.. С копьем!..
“Рыжая Гелла, Коровьев, Азазело”(яркая пастель).
Оживленно и весело:
– Ах, красавец!.. Обворожителен…
“Мастер и Маргарита, первая их встреча, в рост на фоне солнца”(монотипия).
Молчание.
– Какая прелесть! Женственность… Не знаю, что и сказать!..
“Голова Ивана Бездомного”.Крупно (заливка пятном черной акварели).
– Он не чувствует ссадины на щеке… Глаза!.. Какие срезки ладоней с образком и огарком свечи… Еще не прозрел… Вылупливается, написавший трактат о безбожии…
“Мастер у Ивана. Сидят на больничной койке”(сепия, пастель).
Пауза.
– Это поразительно прекрасно! Каков жест на луну! Тени поразительные. […]
“Первая часть – голова и фигура в рост”(заливка пятном черной акварелью).
Уважительное восклицание:
– Вот достойный подход к Воланду! Каков глаз! Один из-под берета с пером, а плащ со шпагой… И это не театр, а кусок тучи!.. Иное толкование …
“Мастер творит, мастер читает письмо из редакции с отказом”(неясные образы, фломастер на зеленом фоне).
Задумчиво:
– Как свободно!.. Зрело!.. Поэтическая недосказанность… Хорошо, что Надя и свечу нарисовала … Михаил Афанасьевич любил работать при свечах… Как замечательно!..
“Мастер бросил в печку рукопись, Маргарита выхватывает остатки”(Монотипия).
Молчание.
– Глаза на выкате! Надеются оба, но по-разному… Чад… Руки обожгла… Как скупо намечена старая печурка. Чудесно! Чудесно! Чудесно!
“Маргарита утешает Мастера”.Два рисунка (перо в размывку).
Молчание.Все долго всматриваются в рисунки. Мариэтта Омаровна:
– Удивительно! Такое же удовольствие, как при чтении романа.
Елена Сергеевна:
– Это не то слово… Какая трогательность… Какая амплитуда чувств …”
“Маргарита и Азазело. На садовой скамейке”.В рост (перо на зеленоватом фоне).
Тепло:
– Маргарита – хороша! ...Азазело великолепен, корректен…
“Азазело дурачится(в рост).Коровьев и Кот с рюмками, косятся на него(по пояс)” (Фломастер, контуром на зеленоватом фоне).
Оживленно:
– Теплая сатира… Такой кот скажет: “Казенную машину зря гоняешь”… Хорошо, что манера подачи разная.
“Мастер и Маргарита. Портреты на разворот”(заливка ударами кисти, черная акварель).
Молчание.
– Ой как!.. Прекрасные лица!
“Мастер и Маргарита”(на одном паспорте пастелью в монохроме, коричневой и зеленой).
Сразу:
– Это потрясающе . У мастера в глазах выражение одиночества… Какая прелесть по цвету…
“Маргарита читает роман”.Сидит за столом, вся фигура (перо, всполохи акварелью по лицу).
Тихо:
– Обо всем забыла…В ночной сорочке, босиком…
Елена Сергеевна обернулась и заметила, что я записываю, смутилась , но сразу опять впилась в следующие рисунки.
“Азазело и Гелла, щекочущая шею коту”.
Восхищенно:
– Это поэма! Кот-проказник. В мини-передничке Гелла, чарующая, но без секса. Совершенство! Чем больше смотришь, тем больше это затягивает … Такой рисунок! Это настоящее искусство! Можно смотреть до бесконечности…
“Наташа-ведьма верхом на борове”(зеленый фломастер, росчерки пастелью).
Смеется:
– Обворожительно! И галстук, и глаза Никанора Ивановича: “Я буду жаловаться”… Ой, как удачно! Как удобно она расселась, как на канапе… летят…
“Шабаш-вакханалия”(монотипия).
Увлеченно:
– Это по-пушкински прекрасно! Вакханалия в античном смысле, в лучшем постижении!.. И фантастично, и ясно!
“Маргарита-ведьма с ребенком”(перо на зеленоватом фоне).
Вздохнув:
– Мало кто заметил этот штрих, рисующий Маргариту… Она осторожно говорит: “Я тебе снюсь”… Ох…
“Голова Христа”(монотипия на светлом фоне).
Удовлетворенно:
– Какой безошибочный рисунок! Как Надя чувствовала Христа! Как ребенок – ребенка… Простота средств и мудрость.
“Толпа выходит из варьете, женщины в белье”(монотипия).“Хор в управлении”(большой выставочный рисунок фломастером на цветном и подцветка пастелью).
Весело:
– Смешно! Все напрягаются до изнеможения. Но сатира Нади добрая… К женщинам она мягче. Я не думала, что так можно передать это. Фикус! Одежды 30-х годов … Очень смешно!
“Мастер и Маргарита, на коленях, в свободных одеяниях перед Воландом”(фломастер на сером, растушевка пастелью).
Задумчиво:
– Какой рисунок! Удивительная композиция… Какие глаза! Мастер оброс, а прекрасен. У обоих разбросаны волосы… Как ясно… Маргарита босиком и очень женственна… Как она его поддерживает!.. А шапочку эту я ему в гроб положила …
“Мастер и Маргарита”.Портреты в полупрофиль слитно. Отвечает Воланду: “Я никто…” (монотипия на светлом).
Долгое молчание, затем тихо:
– Вспухший рот… Характерно для Михаила Афанасьевича… Будто вздохнул… Это провидение Нади … Готовность держаться до конца! Кто знает, что ее ждет.
“Ведьма Гелла и буфетчик”(монотипия)
Живо:
– Боже, Боже! Какая сатира! Совсем свихнулся. И ноги от страха перекосились. А какой придумала Надя фартучек. На обнаженную красавицу. И опять – никакого секса… Высокое искусство!
“Низа и Фрида”.
Затихли все. Медленно:
– Какие глаза! Восточная обворожительная красавица и коварная. Сросшиеся брови – одним ударом. Предельная измученность Фриды. Глаза, полные слез… Худая рука с… Потрясающе!
“Иуда и Низа”(вертикальные портреты).
Молчание.
– Вылез из укрытия Иуда… Губы распустил…
“Рукописи не горят. Маргарита и Мастер с возвращенной рукописью… Смотрят на Воланда”(перо и кисть на сероватом фоне).
Молчание. Тихо:
– Какие глаза!.. Оба расцветают.. На мастере торжественная мантия… Тога. Откуда это созвучие : жест руки, держащей рукопись! […]
“Мастер и Маргарита. Остались одни, смотрят на удаляющихся”(перо, акварельные переливы).
Молчание, потом восклицание:
– Чудно! Какие лица!.. Цвет одеяний!.. Неземное счастье! Вечный покой… Какая акварельность… Мне пишет одна женщина из США… Ей это непонятно, что это такое?.. А вот девочка в 16 лет прекрасно все поняла . И не только поняла, но и убедительно, великолепно изобразила. Не могу расстаться, душа взволновалась…
Мы закончили первую папку…
– А что же во второй? Развяжите ее…
Свободное копирование
