Старшина Дерягин - 2

В первый месяц, после домашних харчей, скудной нормы солдата крайне не хватало при упорной работе, беготне и мучительной учебе. С 6 часов утра и до 10 часов вечера нас гоняли, занимались строевой подготовкой, на тактических учениях в болотах Архангельской области, в походах с имитацией встречных боев, в отдельные дни до 40 километров, имитацией прочесывания болот и лесов от вражеского десанта.
Часто совершали многодневные походы с ночлегом в лесу, в сделанных нами на скору руку шалашах, с форсированием речушек и овладением поселков вроде Лайдок, Сосногерока, Молотовск и своего же местонахождения полка Рикасихи. Люди часто сваливались с ног, а иногда и попадали в госпиталь от истощения.
И как вернуть мужчине ту энергию, что потерял при таких интенсивных мучениях - учебе, от чечевичного супа с мерзлой картошкой, где мясом или рыбой чаще суп и не пахнет. А вместо постного второго блюда давали пшенную кашу или просто картофельное пюре из мерзлой картошки или жиденькую кашу из перловой крупы. Буханку хлеба делили ниткой на 10-12 человек или один сухарик. Тут-то «отцовская» забота старшины Дерягина очень была кстати. Он иногда давал лишний сухарик или кусок хлеба, кусочек сахару или лишний черпачок каши, пошлет в наряд в комсоставовскую столовую, где поварихи накормят досыта.
Были случаи, когда Дерягин, вместо многодневных походов и учений с ротой или с батальоном, оставит тебя дневальным в казарме, где, безусловно, мучений меньше, чем в осеннем лесу.
Состояние кормежки было еще хуже, когда прибыли на фронт, на Масельгское направление, где вообще по несколько дней не варили обеды, а давали сухим пайком, как говорят. А что в этом пайке, скажем, на три дня? Три сухаря по 50 грамм, три куска сахара по 10 грамм, один концентрат перловой каши и все. Командному составу дополнительно давали: по 100 граммов колбасы копченой мерзлой, 25 грамм масла сливочного или столько же сала - шпик и банку рыбных консервов.
И тут Дерягин не забывал меня, хотя махорка давно кончилась. Иногда подкинет кусочек сала, колбаску или даже пачку концентрата. Для домашних доходяг эта помощь была огромной, для меня особенно. Если бы не Дерягин, мог бы быть на месте тех, как самый слабый, которые при копке окопов для себя в каменисто-мерзлой карельской земле падали обессилев и тут же их зарывали, мертвых. Таких случаев по нашему батальону было несколько.
Это уже были потери на фронте. Один из моих земляков, из Вычегодских ребят, был даже расстрелян у Сегозера за «нежелание воевать» (всем напоказ). А дело было совсем не в факте членовредительства, а в голодании доходяги. Он был часовым у штаба батальона. Ночью, когда костер следовало гасить, он грел руки, как бывает обычно у костра, и, видимо, задремав, упал в костер, вернее в остатки костра, руками. Руки стали как у жабы - в пузырях и волдырях. Пришлось увести его в госпиталь, а начальник особого отдела завел дело, как будто это он сознательно сунул руки в горящий костер. Он доказал, что это членовредительство и расстреляли мужика перед строем батальона. Вот так-то бывало.
Позже, конечно, кормежка улучшилась, видимо, за счет потерь в боях, но до лета 1942 года питание всегда было однообразное.
В 1942 году, в апреле и мае, наш батальон наступал на Кестингу в составе бригады и одного полка из «дикой» дивизии. Где, к нашему несчастью, 199-й батальон наш и еще другие части были вдребезги разбиты в окружении, хотя продвинулись километров на 20.
Когда мы пошли в тыл за Кестингу, где и попали в окружение, старшина Дерягин решил доставить батальону продукты на вьюках (перевоз на спинах лошадей грузов для доставки через болота и в гору). Он, говорят, был в финском кителе, и когда пробирался к нам, наша же «кукушка» (распространённое в годы Великой Отечественной войны название снайперов, занимавших позицию на специально оборудованном и замаскированном посту на ветвях деревьев) его пристрелила, признав за финского лазутчика. Продукты ребятам доставить не смогли, Дерягина все же вытащили, но до госпиталя не довезли. Пули от СВТ (самозарядная винтовка Токарева) нашей «кукушки» оказались смертельными.
Так, бесстрашный старшина погиб от огня своего.