Дневник Александра Герцена - 68

   18. Странное состояние духа растет у Nalalie и подавляет ее. Ее характер принадлежит к таким, с которыми нет средств, на нее ничто не действует, кроме внутреннего голоса. А он ей подсказывает сомнение и мрачные вещи. Неужели я довел ее до этого ужасного состояния недостатком любви, пустотою?.. Да что же я после этого?.. У ней нет веры в меня. Все это составляет какой-то узел в жизни, от которого будем считать новую эру. А тяжело мне, ужасно тяжело. Кара это, что ли? Конечно -- но да мимоидет скорее чаша сия. Неделю тому назад жизнь была еще спокойна, и вдруг без причины разверзлись какие-то пропасти под ногами,-- лишь бы удержаться на краю. Я виноват, много виноват, глубоко падал -- но любовь моя была всегда святою святых, я минутами забывал ее -- мог забывать,-- и вот чудовищное действие. Я отравил жизнь -- страшно сказать, волосы становятся дыбом -- я испортил жизнь тому существу, которое любил и люблю больше всех. Несчастный нрав! Я мелок, загрязнен -- но что ж в ней нет милосердия? Я заслужил крест, лежащий на мне, но колени гнутся под тяжестью его. А я думал, что мои падения с рук сойдут,-- низкое упованье! Жалкая душа, и тем более жалкая, что она вооружена талантами. Я поднимусь -- ну, а рубцы-то, нанесенные мною? Впрочем, я не хотел никогда ни даже темной минуты доставить ей, я всегда готов был всем пожертвовать для нее. Но при всем этом чувствую, как справедлив крест,-- бесконечная любовь ее имеет в себе бесконечную гордость, эта гордость пренебрегает милосердием -- простым прощением. Она стирает, отбрасывает факты, но остается при горести и оплакивании утраченного счастья. Облегченье, облегченье ей и мне. Grâce, grâce -- grâce pour toi-même {Пощады, пощады -- пощады для тебя самой (франц.).-- Ред.}[1].