24 июня – 25 июля 2002 г.
Ровно месяц я провёл на военных сборах как будущий младший лейтенант запаса мотострелковых войск пехоты своей страны.
Солдатик едет в электричке, девушки не смотрите на меня...
Помню, что наблюдал бесконечные вереницы военной тяжёлой техники, ржавеющей под открытым небом вот уже полвека.
Помню огромную кастрюлю «Фердинанд» с «шрапнелью» (кашей из цельносваренного овса) – есть можно только с закрытыми глазами.
Помню чисто животное желание одиночества и основательное переосмысление своих былых элитарно-аристократических воззрений на человека. Настолько всё единообразно, но небезобразно», что у меня никогда нет полной уверенности в том, что я есть именно я, а не один из моих товарищей. От этой камуфляжной формы из саржи уже рябит в глазах. Стадность.
Ужасная вонь в палатках, которую со временем перестаёшь замечать. Она происходит от сыреющего постельного белья, мужского пота и грязи.
Помню совершенно необъяснимое бессознательное удовольствие от подчинения формальному начальнику, когда отдаёшь честь или стоишь перед ним на вытяжку.
Парнишку с добрым лицом и красивыми женскими глазами из какого-то южного города, который уже «заёбся 2 года поднимать и опускать этот ёбаный шлагбаум и весь день проводить на ногах». Этого человека удерживает только одна мысль, что он вот уже скоро, вернётся домой.
У солдата всего две извилины: ебательная и жевательная. До обеда борется с голодом, после обеда со сном. «Бережёного бог бережёт» – сказала монашка, одевая гандон на свечку. Единственное, что было нужно от меня – моё тело; сходные неприятные ощущения, наверное, испытывают проститутки.
Солдафоны с дорогими сигаретами в зубах криком объясняют по своим мобильным телефонным трубкам кому-то, что они не могут ничего сделать, потому что сейчас они находятся в армии... «В армии!!!» – ещё громче кричат они, видимо все их переспрашивают.
Помню убийственный самогонный алкоголизм по ночам. Сигареты с фильтром – валюта. Девушки из близлежащих посёлков настоятельно советуют брать с собой в лес средство от комаров.
Как лёжа в пыльном горячем песке и ожидая команды командира на огонь, чувствуя холод приклада автомата, я думал о тебе. Долго допытывался у сапёров кто и где первый придумал гранаты типа осколочных. Украл боевые патроны от пистолетов и пулёмётов, когда стреляли на стрельбищах.
Пытался агитировать свой взвод петь на марше не пресловутую «Катюшу», а «Кап, кап, кап, из ясных глаз Маруси падают слёзы на цевьё (верхняя часть ружейного ложа, на которой укрепляется ствол с механизмом)»... Чтобы с носа в который раз не слезала кожа, я прилепил на него листочек подорожника.
Неоправданные, чудовищные по своей расточительности жертвы богу Хроносу; непостижимая по своей трогательности красота ухода абсолютно всего времени в никуда («к ебеням» по-армейски), завораживающее зрелище. За всю свою несознательную жизнь я ещё не вкушал такого количества маразма.
Все занятия кажутся мне бессмысленными. В армии делают всё, чтобы солдат не был без дела, иначе ему в голову начнут лезть мысли, и поэтому надобно чем-нибудь, неважно каким делом, занять человека; для этого изобретаются самые абсурднейшие занятия.
Например, целый день перекидывать горы снега с одного места на другое, а потом приедет какой-нибудь дебил-майор и прикажет перекидывать обратно. Я почти всегда чувствую себя таким солдатом, вынужденным тратить свою жизнь на бессмысленность, угодную даже непонятно кому. Вот так и проходит жизнь, более того, даже если ничем не наполнят её, она всё равно проходит, только ещё быстрее. Мерзко. Что ж, зрелище нелепостей порождает хороший вкус.
Прямо при нас из какой-то глуши привезли роту новобранцев – т.н. духов. Детские лица. 18-летние мальчишки в огромных тяжеленных кирзовых сапогах. Проходя они ещё оставляют за собой запаховую вуаль свежей кожи и выданной на складе новой военной формы. Но всё это у них отнимут демобилизующиеся деды, когда поедут домой. Видел потом как эти духи бегали вокруг казарм в противогазах с запотевшими стёклами и подметали по утрам ломом окурки. Кирзачи часто меняются, потому что подошва от частой муштры быстро стирается в тонкий слой.
После всего этого я ещё долго на улицах неосознанно стараюсь смотреть на ноги впереди идущих прохожих и автоматически подстраиваться к ним «в ногу». Левый, левый; ать, ать! В транспорте, еле-еле сдерживаюсь, чтобы не обматерить того, кто наступил мне на ногу.
Переосмысление идей коммунизма. Размышления об авторитаризме, либерализме и свободе. Кто-то из иностранцев, побывав в советской России сказал, что эта страна – одна большая казарма.