Стахановка

А на другом конце страны так же нечеловечески трудилась, чтобы прокормить себя, детей и пожилую свекровь жена заключенного Ивана, Василина. Стахановка, обладатель наград, она работала без передыху и у себя на хуторе, и свинаркой в колхозе «Жовтнева Перемога». Так как позже семья покидала Украину в спешке, грамоты и свидетельства ее наград не сохранились, попытки дочери восстановить данные через украинские архивы не увенчались успехом. Но даже воспоминания детей о ее наградах помогают проследить семейные «метаморфозы», характерные для всей страны того периода: один член семьи мог сидеть в тюрьме, в то время как второй был ударником труда, награждался, обласкивался властью. Родственник «врага народа» ударно работал, чтобы трудом своим доказать любовь к стране и, зная, что в любой момент может оказаться заключенным, старался проявлять лояльность и славить власть, пытаясь задобрить ее.

Раз в полгода было разрешено посылать осужденному посылку и письмо. Бабушка вязала носки и рукавицы, до войны клали мед, сало.

Жизнь в Таранушичах без Ивана не стояла на месте. В 1939 году семья Довбня переселилась с хутора в село. Почему? Вокруг села было разбросано много хуторов, не только у моей семьи были свои большие дома с хозяйством. Но колхоз все время расширял обрабатываемые земли, и хутора мешали. В 1939 году было принято коллективное решение снести все хутора вокруг Таранушичей, а их обитателей переселить в село. Новые дома переселенцев выстроились в шесть рядов, в длину, примерно километра на три, дом семьи Довбня был в первом ряду с Запада. Чтобы не было возмущений владельцев хуторов, новые жилища им строили «всем миром», то есть всем селом. Мазанка вырастала за день: закладывался фундамент, деревянные стропила обкладывались песком и глиной, крыши крылись соломой, у семей зажиточных (к которым Довбня уже не относились) – железом. Деревянными в доме были только окна и потолок, который потом обмазывался глиной. Земля с хутора тоже переходила в колхоз, вместо нее выделяли приусадебный участок, с которого семья кормилась. Приусадебный участок моей семьи составлял 80 соток, на которых выращивали кукурузу, пшеницу, картофель, лен (моя прапрабабушка Василиса ткала льняные рубахи), подсолнечник, просо, арбузы, дыни, росли плодовые деревья. В хозяйстве были корова, куры, свиньи, гуси, кроли. В селе возводили водонапорную башню и строили планы о сельском водопроводе для каждого дома. Для детей построили просторную начальную школу. Жизнь как-то налаживалась. Моя бабушка, Варвара, вспоминала: «В тридцать девятом, сороковом, перед войной хорошо жили, не голодали, мать иногда конфеты с Кобеляк привозила». Как-то мать взяла ее с собой в Кобеляки, которые так поразили девочку своей красотой, богатым базаром, длинными конфетами, висящими в витринах, что эта картинка счастья семьдесят лет не покидает ее воображение. Еще помнит, как в село привозили ситро для детей и они с кружками бежали к машине. Это было бесплатное лакомство, за счет колхоза. Также под Новый 1941 год колхоз выдал школе муку, масло и яйца, и ребятишки с учительницей стряпали печенье, расписывали его, заворачивали в фольгу и вешали на огромную, до потолка елку, стоявшую в вестибюле, а потом на утреннике устраивали конкурсы и срезали угощенье с новогоднего дерева. Варя училась на одни пятерки и закончила до войны 2 класс, Миша отучился 4 года.

Мысль о муже не оставляла Василину, она искала способы доказать, что он ни в чем не виновен, и вернуть его домой. Кто-то сказал ей, что если она соберет 100 подписей о невиновности мужа, то его отпустят. Поверив в эту байку (всего лишь одну из многих - в тот период были распространены слухи о способах возвращении из ИТЛ, и люди верили, массово писали в Москву, Кремль и высшие инстанции), Василина начала сбор подписей. Как передовика хозяйства, ее отправили на ВДНХ в Москву перед войной. Там журналисты брали у нее интервью и, конечно, не обошлось без вопросов о семье, о муже (руководство колхоза не подумало, когда отправляло Василину на выставку, что ее муж в тюрьме, и потом кусало локти). Услышав историю о невинно посаженном, опытные репортеры подсказали, к кому обратиться с ходатайством по делу мужа. Василина добилась высокой аудиенции в Кремле (к сожалению, родственники не помнят, к кому именно из высоких чинов обращалась Василина), ей объяснили, какое по форме письмо надо написать и какие документы собрать на родине. Вернувшись, Василина сделала все, как ей велели, приложила к письму собранные раньше подписи и отправила в Москву, оттуда вскоре ей пришел ответ с обещанием пересмотреть дело мужа. Потом и от самого Ивана пришло письмо, что его собираются отпустить в скором времени, только вот дождется руководство лагеря какой-то важной бумаги из столицы. Жизнь Василины в ожидании освобождения мужа окрасилась в розовые тона надежды и веры в будущее. Казалось, все еще может быть хорошо. Но … началась война.