Поездки по северу России в 1885-1886 годах - 44

Хорош Петрозаводск с озера, в этом нет сомнения. Посещение Петрозаводска, собственно говоря, не входило в наш маршрут, если бы не проявление особого сочувствия к войскам со стороны местного городского общественного управления. Оно приняло на себя обязанность устранить те неудобства в квартировании местного батальона, на которые Великий Князь лично указал при посещении Петрозаводска в прошлом году. Еще тогда поручился городской голова за исполнение некоторых по улучшению работ, на что Его Высочество ответил обещанием осмотреть их и с этою целью посетить город вторично.
   Взамен лагерного места, уже много лет бывшего на берегу Онежского озера и постоянно подвергавшегося как влиянию северных ветров, которым оно было совершенно открыто, так и пыли, заносившейся в палатки от проходившего по фронту лагеря скотопрогонного тракта, батальон владеет теперь лагерным местом, находящимся в самых лучших санитарных условиях. Кроме того, холодные батальонные казармы вновь оконопачены, что, по суровости здешних зим, было совершенно необходимо, и, наконец, вместо сгнивших и не соответствовавших составу батальона столовых, требовавших разделения обедавших на несколько очередей, теперь отстроена обширная и светлая столовая, вмещающая в себя весь личный состав батальона.
   Олонецкий губернатор представил Его Высочеству, еще до выезда Великого Князя из Петербурга, об окончании перечисленных работ протокол местной думы, с ходатайством о посещении города по возвращении с берегов Ледовитого океана. Исполняя это ходатайство думы, Его Высочество прибыл в город 1 июля, около 10 часов утра. Как в прошлом году, так и теперь особенно роскошный день озарял Петрозаводск, расположенный по скату берега и разбитый на правильные четвероугольники улицами, идущими параллельно побережью, и улицами, им перпендикулярными. Так как последние почти во всю их длину видны были с палубы подходившего парохода, были освещены самым ярким солнцем и полны людьми, торопившимися к главной улице, по которой Его Высочеству следовало проехать, то вид представлялся особенно оживленным, подвижным. Сбегая с горных откосов, пестрые массы людские длинными лентами тянулись к берегу и выползали на подмостки пристани, тянувшейся зигзагами далеко в озеро, к самому пароходу.
   На пристани ожидали прибытия Великого Князя власти, представители общества и городские дамы. Его Высочество проследовал в коляске прямо в Воскресенский собор, где встречен преосвященным Павлом во главе всего городского духовенства в пасхальных ризах и стихарях, приветствовал сердечным словом и отслушал многолетие.
   Из собора Великий Князь направился прямо к батальону, стоявшему лагерем на вновь отведенном под него месте, в 3 верстах от города, возле петербургской почтовой дороги, в совершенно сухой, возвышенной и даже живописной местности, над небольшим ручьем. Когда обрастут деревцами прямолинейные очертания лагеря, он будет несомненно красив.
   Батальон был выстроен в 4-взводной колонне впереди лагеря. Поздоровавшись и обойдя ряды, Его Высочество избрал 3-ю роту для уставного учения и 4-ю для гимнастики, а из новобранцев первых двух рот приказано было составить сводную роту; произведя им ряд осмотров, Великий Князь подробно ознакомился с лагерем, входил в палатки офицеров и нижних чинов, в офицерское собрание и в устроенную по образцу красносельского большого лагеря обширную солдатскую столовую и кухню. Из лагеря Его Высочество проехал к зимним казармам и вновь отстроенной столовой. Работы исполнены отлично. По окончании их осмотра Августейший Главнокомандующий обратился к представителям местного городского общества с выражением горячей благодарности за внимание к интересам войск, которые он, Великий Князь, всегда так близко принимает к сердцу, причем подал городскому голове руку.
   Так как замечательности Петрозаводска были осмотрены нами в прошлом году и главная цель приезда была достигнута, то нам предстояло начало конца путешествия -- переезд в Пудож. Впрочем, было нечто новое, след истекшего года -- это приготовленный к открытию{Открыт 30 августа 1885 года.} и почти совсем законченный, еще накрытый навесом, памятник царю-Освободителю. Император стоит в порфире, со свитком в руке; он отлит литейщиком Морандом по модели Шредера, сделавшего для Петрозаводска также и изображение Петра I; весь постамент -- монолит тивдийского матюковского камня в 900 пудов веса, до отделки имел он 1200; стоимость памятника около 20 000 рублей. Памятник поставлен на средства олонецкого губернского земства, которое, как мы уже заметили, относится к очень деятельным, несмотря на то что оно не особенно богато: его деньги есть и в почтовом пути от Белого моря, и в гидрографических работах на Онежском озере, и в осушке Олонецких болот, и в исследованиях Беломорского канала.
   В исходе 3-го часа были мы снова на пароходе, чтобы сделать водой 105 верст; на пристани командир местного батальона доложил Его Высочеству о состоявшемся в среде подчиненных ему чинов решении поставить в лагере часовню во имя Св. Владимира, которая бы служила памятником заботливого внимания Августейшего Главнокомандующего к существенным интересам батальона. Далеко в озеро, на целых 45 верст, провожали Великого Князя представители и представительницы местного общества на пароходе "Царь", провожали с музыкой. Погода была так же хороша, как и вчера, и благодаря ясности воздуха пудожский восточный берег озера, к которому мы направлялись, поднимаемый миражем, был виден нам почти со стоверстного расстояния.

   Ночь на 2 июля была удивительно хороша, тепла, безмятежна. Мы входили в реку Водлу, когда сумерки налегли на озеро, спустились по береговым лесам. Кое-где с плотов и берегов сияли красными огнями костры и обозначались, довольно редко, барки и лодчонки; часто поперек пути парохода стремглав проносилась ночная птица и, крикнув, исчезала. Река Водла, мало кому известная, мало посещаемая, достаточно глубока и широка, чтобы принять в себя озерный пароход. Двигаясь между зеленых, поросших плотным лесом глубоко молчаливых берегов, мы слушали с переменною ясностью отдачу звуков колес нашего парохода. Едва только вошли мы в Водлу, как подверглись нападению необозримых полчищ комариных; тишина в воздухе и малый ход парохода обусловливали то, что полчища эти росли по мере движения нашего вверх по реке; местность лесистая и болотистая, мало посещаемая, видимо, создана для разложения комаров; утром предстояло нам убедиться в том, что в ней имеются и другие прелести: оводы, шершни, шмели всех сортов и величин, обзываемые здесь очень типичным именем "гнуса"; гнуснее этих полужесткокрылых трудно представить себе что-либо. На Мурмане "гнусом" называют только мышей и крыс.
   Было за полночь, когда мы причалили к правому берегу реки близ лесопильного завода Русанова, с тем чтобы прибыть в Подпорожье и затем в Пудож своевременно. Комарам нетрудно было преследовать нас до этого места, но здесь, при остановке, они одолели в полной мере, чему немало способствовала близость лесопильного завода. Их было так много, что, наседая на пароходные снасти, они словно одевали их какими-то футлярами, и стоило провести по ним чем-либо, рукой или веткой, чтобы снять целую коросту комариной трухи и видеть, к полнейшему своему отчаянию, что на только что очищенную снасть уже насел новый толстый чехол звонко жужжавшего гнуса. Оставалось одно: скрыться в каюты и накурить в них до невозможности персидским порошком.
   Около 7 часов утра 2 июля тронулись мы дальше и остановились близ деревни Подпорожье; отсюда предстояло сделать в экипажах 9 верст до Филимонихи, затем переехать на правый берег реки Водлы к деревне Гурьевой, от которой, опять-таки в экипажах, оставалось до Пудожа всего 1 ¹/₂ версты. В той части реки Водлы, которую миновали мы на лошадях, есть Мневский порог, в ¹/₂ сажени падения; если бы не он, то Пудож был бы соединен с Онежским озером водяным путем; местное земство ходатайствует об осуществлении этого пути, и, согласно сообщениям некоторых местных людей, расстояние от Невы к Архангельску было бы сокращено на целых 300 верст, и транзит трески, семги и льна не должен бы был давать крюк на Вытегру. Шлюзование стоило бы около 80 000 рублей; производительность этой затраты подлежала бы, впрочем, обсуждению. В навигацию 1884 года ходили между Вознесеньем и Подпорожьем пароходы купца Фогеля, но за смертью его рейсы прекратились, и возобновления их здесь желают очень сильно. Говорят, что благодаря своему отчужденному положению Пудож замирает иногда совершенно, и бывают дни, что на рынках его ни мяса, ни рыбы достать нельзя.
   Мы не могли не вспомнить "двигающегося леса" в шекспировском "Макбете", когда, сойдя с парохода, сели в экипажи для переезда в Пудож и взглянули на себя. Единственною слабою защитой против одолевавшего нас дневного "гнуса", против необозримых полчищ шмелей, шершней, ос и оводов было то, что, нарвав древесных веток, мы окружили себя ими, понасовав куда только было возможно, во все отверстия экипажей, и не останавливаясь ни одной минуты в отмахиваниях. В жгучих лучах июльского солнца, в густых облаках горячей пыли, "гнус" становился дерзок до невероятия; сентиментальное жужжание ночных комаров сменило резкое жужжанье более крупных особей. Что должны были испытывать бедные лошади, можно себе вообразить, так как "гнус", однажды впившись в коня и ублажаясь его кровью, не отпадает даже при непосредственном прикосновении к нему кнута или ерзающей по коню сбруи: он упитывал ее, наслаждался в полном смысле этого слова до смерти. Нам сообщили, что проселочная дорога от Подпорожья к Пудожу, по которой мы ехали, вся состояла из косогоров и промоин и что только к приезду Его Высочества благодаря особенной заботливости земства она обращена в ровную, гладкую и снабжена даже трубами и мостами.