11 сентября
Последние дни августа и почти все дни начала сентября заседало политбюро ЦК КПК.
Мао Цзэ-дун сразу внес определенное настроение в работу этого высшего органа партии, заявив на первом заседании (он открывал заседание), что согласно решению ИККИ Коминтерна больше нет, его как организации не существует и нет необходимости быть осторожными, чего-то таиться и т. п. Мао Цзэ-дун призвал к откровенным выступлениям, напирая именно на эти обстоятельства.
С большим докладом выступил Чжоу Энь-лай. Его доклад, как и все прения, был посвящен политике Коммунистической партии в период антияпонской народной войны (имеется в виду период с начала войны и до нынешнего времени).
Призыв председателя ЦК КПК не остался без отклика. В прениях совершенно ясно обозначились два основных направления: политический курс председателя ЦК КПК сохранил и укрепил Коммунистическую партию, а политический курс Бо Гу, Чжоу Энь-лая, Ло Фу, Ван Мина разваливал партию и угрожал гибелью.
В подобном духе ораторствовали почти все члены политбюро. Они называли политику Мао мудрой, творчески зрелой, замечательной и т. п. Политику же Бо Гу, Чжоу Энь-лая, Ван Мина, Ло Фу всячески поносили, упрекая данных товарищей во взглядах, чуждых национальным паяниям китайского народа и интересам партии. Никто не возражал, когда политику интернационалистов определяли как пагубную, едва ли не преступную...
Вся эта кампания подловата еще и потому, что Ван Мина на заседаниях не было, он по-прежнему прикован к постели и не смог сказать слова в свою защиту. Всю грязь на него лили, так сказать, за глаза.
Главные обвинения связывались с именем Ван Мина. Другие упоминались вскользь. В этом определенная тактика председателя ЦК КПК, Мол, нечего особенно тревожиться, всех вас сбил с толку коминтерновец Ван Мин, он виноват, он вас запутал, поставил в тяжелое положение, сделал едва ли не врагами партии. Подобная тактика Мао внесла раскол в среду интернационалистов. Они с готовностью и облегчением подхватывают эту версию, снимающую с них какую бы то ни было моральную и политическую ответственность перед партией. В то же время бывшие товарищи или единомышленники Ван Мина поношениями и разного рода обвинениями добиваются «искупления собственных грехов». Насколько известно, только Бо Гу не опускался до подобных низостей. И вот Ван Мина честят без стеснения, с какой-то злобой, даже остервенением. Его называют то «капитулянтом», то «мелкобуржуазным оппортунистом», то «революционером без опыта» и даже кто-то приклеил к нему ярлык «деятеля с элементами и замашками фашиствующей идеологии!»
Своих целей председатель ЦК КПК достиг. Он поставил Ван Мина в положение одиночки, изолировал его политически и духовно. Одновременно он привлек на свою сторону бывших единомышленников Ван Мина.
Таким образом, тяжесть всех обвинений легла на плечи Ван Мина. И в этом есть еще своя особенность. Ван Мин — бывший крупный деятель Коминтерна. Мао Цзэ-дун наносит удар по Ван Мину, подразумевая Коминтерн. Ван Мин здесь как бы олицетворяет дух и идеи Коминтерна, и Мао недвусмысленно дает понять, чего стоят для него теперь эти идеи. Ведь никто не сомневается, что Ван Мина и Бо Гу «избивают» именно за преданность Коминтерну, за линию Коминтерна в КПК.
Ван Мина в первую очередь карают как представителя международной коммунистической организации в КПК, вымещая искреннюю и показную неприязнь к ИККИ.
«Изобличение» Ван Мина таит и другую цель Мао — это отрицание ценности опыта большевистской партии для Китайской компартии и китайской революции. Это нетрудно понять, если знать, что подразумевает председатель ЦК КПК под своим излюбленным словечком «догматик».
Кроме того, Мао ненавидит Коминтерн из чисто себялюбивых побуждений. Коминтерн для него та сила, которая оспаривала право на единоличное руководство партией, которая своим авторитетом смела оспаривать «мудрость» его, Мао Цзэ-дуна! Да, Мао не из тех, кто любит делиться властью...
И сейчас самое важное для него — разделаться с Ван Мином. При встречах со мной председатель ЦК КПК не скрывает своего ликования. Ван Мин и его сторонники «разоблачены»! При этом брань в адрес Ван Мина и Бо Гу обычна.
Меня поражает наивный расчет Мао на то, будто ему удалось замаскировать свои действия настолько, что никто не в состоянии докопаться до истинной подоплеки борьбы. Он видит, что мы уже выстояли в войне, что мы ее выигрываем. Следовательно, мы не просто тени в этом мире. Так неужели он не понимает, что мы здесь не можем не видеть во всем этом и другое — явный и растущий антисоветизм? Что это, наивность? Расчет на нашу политическую слепоту? Или упование на политическую спекуляцию, демагогию, которые уже не раз его выручали?
Свободное копирование
