26 лет назад в Кремле и на Старой площади

26 лет назад в Кремле и на Старой площади

     В предыдущем отрывке из своих воспоминаний о работе в администрации Горбачёва я упомянул о том, что наша Служба информации президента (СИП) размещалась в главном корпусе Кремля. Мы располагались на первом этаже, а окна (вернее, оконца) нашего помещения выходили во внутренний дворик. Изнутри их прикрывали белые полотняные занавески вроде тех, что используют в железнодорожных вагонах; как и в вагонах, стекло они закрывали не до самого верха, но достаточно, чтоб человек, если только он не саженного роста, ничего увидеть не мог.

     Когда мы со Старой площади туда переехали, уже упоминавшийся мной в предыдущем отрывке кремлёвский завхоз предупредил: «В окна не подглядывайте и занавески ни в коем случае не распахивайте!». «Отчего так?» — удивились мы. «Прямо напротив вашего помещения — подъезд, которым пользуется один Горбачёв. Его охранники, если заметят что-нибудь подозрительное, могут стрEльнуть…». До сих пор не знаю, всегда ли охрана глав нашего государства так себя вела или это объяснялось лишь прихотью Горбачёва, но было удивительно видеть, как он, прибыв на «членовозе» в тот самый внутренний дворик и выйдя из машины, нырял в подъезд в плотном окружении телохранителей. Можно было подумать, что он опасался покушения даже в Кремле. (Вы спросите, как мы могли это видеть после грозного предупреждения кремлёвского завхоза? Признаюсь: из любопытства пару раз мы всё же рискнули чуточку отодвинуть край занавески).

       Поразило меня и другое: раньше 10 утра Горбачёв на работу не приезжал. (Стеклопакетов тогда ещё не было, да и рамы в наших оконцах были ветхие, так что шелест шин президентского лимузина и хлопанье дверок мы слышали). А я-то ещё со студенческих времён по публикациям в «За рубежом» помнил, что Джон Кеннеди и сменивший его Линдон Джонсон принимались читать сводки важнейших новостей каждое утро в 5-45…

      В Кремль мы перебрались в начале июля 1991 года, через несколько дней после того, как завершился 28-й (и последний в истории) съезд КПСС. До этого мы обретались на Старой площади в доме № 4 (бывший торговый дом Титова), где десятилетиями располагался ЦК КПСС. Нам выделили состоявший из двух просторных комнат кабинет на верхнем, шестом этаже.

      До нас это помещение принадлежало секретарю ЦК Георгию Разумовскому, а после своего назначения и. о. председателя правительства РФ туда въехал Егор Гайдар, и осенью 1992 года я туда снова попал, но уже в качестве пиарщика, организовавшего пресс-брифинг с Гайдаром.

     Сиживал в том кабинете и Константин Устинович Черненко, когда заведовал Общим отделом ЦК КПСС. Я об этом узнал в последний день работы на Старой площади от коменданта здания. Он зашёл в СИП проследить за нашим переездом, охотно согласился «присесть на минутку» и принялся «травить», благо время в стране настало такое, когда каждый мог говорить и писать во что горазд.

     — Видите эту люстру? — показал комендант на массивный осветительный прибор в дюжину рожков, висевший в нашей общей комнате на трёхметровой высоте. — Когда на вашем месте ещё сидел Черненко, я как-то велел уборщице протереть люстру изнутри: стекло со временем потускнело, да ещё и покрылось пылью и какими-то черневшими комочками. Уборщица поднялась по стремянке, стала тряпкой выгребать из люстры скопившийся мусор, и вдруг оттуда посыпались фруктовые косточки… Что за чёрт? Поднимаю с пола, всмотрелся — да это ж косточки от компота, который из цековского буфета Константин Устинычу приносили в кабинет. А он, выходит, компот выпьет, сухофрукты съест, а косточки развлечения ради зашвыривал в люстру… Представив себе будущего генсека за этим занятием, я так и прыснул от смеха и вспомнил, как в «Красной звезде» по случаю избрания Черненко фактическим главой нашего государства напечатали «подвал» про его службу в погранвойсках. В статье про него была фраза «и метко бросал гранаты в цель».

Пока на Старой площади паковали наши документы и вещи, мы вместе с моим замом Юрием отправились в Кремль подыскивать подходящее помещение. В Кремле нас встретил зам. коменданта Барсуков (тот самый, из крылатой фразы Ельцина «Что тот генерал, понимаш, что этот»). Тогда Михаил Иванович был в звании подполковника, выглядел моложаво и держался без фанаберии. «Пошли, покажу одно из общежитий комендантского полка, — повёл он нас за собой. — Вашей службе подойдёт?». Не успел он распахнуть массивную дверь, как в нос нам ударил крепчайший — я такого ни до, ни после никогда нигде не встречал — запах пота и кожаной портупеи. За дверью нам открылся просторный зал, а в нём — человек двадцать молодых, пышущих здоровьем военнослужащих. Как полагается, они повскакали с мест и вытянулись в струнку. «Ну, как, нравится?» — спросил нас Барсуков. Едва переведя дух, я ответил уклончиво: «Место неплохое, но тут целый зал, а нам надо два-три небольших кабинета».

Так мы обрели пристанище, где трудились до конца осени, пока СИП не укрупнили и не переименовали в ИАЦ (Информационно-аналитический центр). Как это часто бывает, новый руководитель администрации президента — Ревенко привёл с собой с прежнего места работы ряд подчинённых, один из которых, А. Сазонов, возглавил ИАЦ. Он был земляком Горбачёва и, судя по его любви к репликам вроде «Любо!», казацкого роду. Наш начальник держался с несвойственной номенклатурным работникам простотой и пару раз по окончании работы приглашал в свою каморку (каковыми были все наши кабинеты в Кремле), где к нашему приходу уже был накрыт стол в виде табурета с газетой вместо скатерти или салфетки. На табурет оба раза Сазонов выставлял дары юга (запомнился полученный им с Дона рыбец), включавшие бутылку крепкой настойки. А ещё он потчевал кулуарными новостями.

Последнее застолье он организовал в конце декабря, накануне сложения Горбачёвым президентских полномочий. По словам Сазонова, в тот день Михаил Сергеевич и Борис Николаевич в присутствии «архитектора перестройки» — А. Н. Яковлева вели переговоры часов восемь. «Обсуждали, в том числе, передачу ядерного чемоданчика?» — спросил я. «Какой там! — в сердцах ответил Сазонов. — Все разговоры — только о даче да чаче!», то есть о привилегиях, которые Горбачёв выторговывал себе напоследок.

 25 декабря 1991 года я составил акт об уничтожении тех подготовленных нами документов, которые не подлежали сдаче в президентский архив, а на следующий день, зайдя к Сазонову в кабинет, услышал от него ещё одну новость:

      — Горбачёв приехал сегодня в последний раз в Кремль — забрать личные вещи, а ему говорят: «Михаил Сергеевич, вам лучше туда не ходить. Накануне Ельцин, Бурбулис и ещё несколько лиц из ближайшего окружения Бориса Николаевича устроили пиршество, после которого ваш кабинет пришёл в крайне неприглядное состояние».