1857 - 1860. Глава 10 - 8

 Из Вены я отправился в Швейцарию, и именно в немецкую Швейцарию, которую я менее знал, чем остальную. Я много там ходил пешком; но особенно сильное впечатление произвело на меня семидневное пребывание на вершине Риги. Я взошел туда пешком и именно к закату солнца. Погода была чудная, и небо совершенно безоблачное. Я предполагал, полюбовавшись закатом и восхождением солнца, отправиться на следующий же день обратно в Люцерн. Но утренний нагорный воздух и вид с вершины Риги меня так очаровали, что я решился остаться там целый день. Я провел время в прогулках, чтении и писании писем и притом так приятно, что положил остаться там еще день. Так мои решения повторялись несколько раз; и только на восьмой день и не без искреннего глубокого сожаления оставил я вершину Риги. Мне было там так хорошо, так свободно, так самобытно, что с грустью я сошел в среду обычного человеческого житья.

Оттуда, через Сен-Готард, я направился в Италию, где еще никогда не бывал и куда меня сильно тянуло. Мне очень хотелось видеть Рим и Неаполь; но должен был отложить до иного времени эту дальнюю поездку и ограничиться посещением Турина, Милана и Венеции, ибо иначе я бы слишком опоздал в Остенде, где мне необходимо было купаться в море. Великолепен Сен-Готард и очарователен спуск в Италию. Полюбовавшись озером Maggiore, проехавши по нем на пароходе из Белиццоны до Ароны, я отправился в Турин, где пробыл недолго и поспешил в Милан. Тут в первый раз я увидел итальянскую жизнь, которая своею оригинальностью меня поразила. Днем все окна закрыты, на улицах почти нет никого; словно город безлюдный. Как жар сваливает, открываются окна; люди выходят из своих домов, а вечером большая улица Corso, кажется, di porta Venezia, полна народа, гуляющего, сидящего у кофеен за столиками с бокалами мороженого и прохладительных напитков и беседующего со всевозможными возгласами и телодвижениями. Езда по улице в это время прекращается; тротуары и самая улица превращаются в многолюдные салоны, и все кишит жизнью самою полною и самою разнообразною. Великолепный собор в Милане меня поразил, и я не раз его посещал; любовался им и снаружи, и внутри. В Венецию мне давно хотелось, ибо я не мог понять, как из каждого дома можно выйти пешком и обойти весь город, а равно сесть в гондолу и весь его объехать. Если жизнь итальянская вообще своеобразна, то жизнь в Венеции оригинальна до невероятия. Во всей Венеции нет ни одного экипажа, и только на одном островке имеется восемь верховых лошадей, на которых там ездят почти как в большом манеже. Как будто на воде выстроены великолепнейшие мраморные дворцы, замечательные по своей архитектуре, и везде под окнами снуют самые разнообразные гондолы. Площадь Св. Марка, с своим собором, дворцом дожей и другими средневековыми зданиями поражает вообще путешественника; но вечером освещенная высокими и яркими газовыми жирандолями и наполненная народом, услаждающимся в шумных кружках, за столиками мороженым, кофе, шоколадом и пр., эта площадь переносит непривычного зрителя в небывалые времена или фантастические страны. Невольно спрашиваешь себя: уж не во сне ли я все это вижу? Хотя Венеция в это время была еще австрийским владением, но собственно немецкого там не было ничего, и она являлась италианским по преимуществу городом.