По возвращении в Москву, в июне, мне по делу Костина пришлось побывать у мировых посредников Лопухина и Трубецкого. Вот настоящие благородные люди. Я удивлялся их терпению и внимательности, с которыми они обращаются со всеми, приходящими к ним за разъяснением недоразумений. После чиновников гражданской палаты и управы благочиния и разных чинов полиции они мне показались ангелами умиротворителями и утешителями.
В сентябре заходил в гости к знакомому Куликову, у которого квартирует много студентов.
- Платят ли они? - спросил я.
- Бедны, но честны, - ответил Куликов. - Если денег нет, часы отдают. Одно нехорошо, что они все большие забияки и спорщики. Иногда целую ночь до самого утра галдят.
Ездил в Вифанию и осматривал там покои митрополита Платона. Проводник, не умолкая, тянул заученную речь: вот постель, на которой владыка почивал... вот комната, в которой принимал просителей... вот зеркальный потолок, в котором отражались фигуры просителей, и там их владыка, подымая очи горе, рассматривал. Он не мог смотреть прямо в лицо, потому что от проницательного, проникающего насквозь взгляда его просители падали в обморок... вот ковер, подаренный шахом персидским... вот... и т.д.
Был в театре и смотрел игру приезжего англичанина Ольриджа. Он играл Отелло, а Медведева - Дездемону. Игра и дикция замечательные. Он говорил шепотом, но так звучно, что даже в райке этот шепот раздражает ухо. Несмотря на то что он говорил по-английски и что, следовательно, я не понимал ни одного слова, остальные все актеры, понятно, говорившие по-русски, рядом с ним казались мне мелкими, ничтожными и смешными.
Купил и прочитал механику и физику Щеглова. Хотя очень многого не понял, но добросовестно дочитал до конца.
Свободное копирование
