Кавказские экспедиции - 9

 Узнав от своих лазутчиков о положении отряда генерала Граббе, начальник левого фланга господин Фрейтаг собрал, что мог, войска, и через Горзель аул, наше укрепление около Ичкерийского леса, направился на помощь к отряду Граббе, который и возвратился в Чечню, где для удержания от набегов беспокойных чеченцев, на полугоре, отряд, к которому и мы присоединились под начальством Фрейтага, стал возводить укрепление, называемое Ош-Унгур, где мы и пробыли до заморозков.

У Роберта Карловича Фрейтага к холодному времени была устроена довольно просторная землянка в несколько комнат, где по вечерам собирались штабные и другие офицеры, где и мы также бывали почти каждый вечер. У него всегда составлялся преферанс; партнерами почти постоянно были князь Лобанов-Ростовский и еще юнкер Нижегородского полка, Меллер-Закомельский, других же не помню. В другой комнате играли в шахматы, рассуждали о текущих военных делах, и вообще все время построения Ош-Унгурского укрепления было очень приятно. Да и может ли иначе быть в среде такого общества, как Роберт Карлович Фрейтаг, барон Ипполит Александрович Вревский, Лобанов, Меллер-Закомельский, фон дер Пален, кажется, тогда офицер гвардейской артиллерии, постоянный соперник мой в шахматах, подполковник Тонский, Федор Николаевич Веревкин и многие другие. Да и вообще все кавказское общество, среди которого нам случилось быть, жить и подвизаться во все время нашего пребывания там, было действительно избранное общество. Что наиболее поражало и привлекало в кавказской жизни всех приезжавших в то время - это какой-то особенный строй жизни, простота обращения, начиная с самых высших до низших, свобода отношений между начальствующими и подчиненными, - и это при соблюдении самой строгой и серьезной дисциплины; скромность при самых высоких доблестях в людях, даже выдающихся из ряда обыкновенных и не сознававших совершенных ими подвигов, которые везде были бы гордостью их совершивших. Вот почему побывавшие на Кавказе в обществе этих благородных, самоотверженных и постоянных борцов в священной борьбе уже никогда не забудут ни этих дней, ни этих людей.

Во все время возведения укреплений в Ош-Унгуре тут производились обычные малые экспедиции в лес за дровами, на фуражировку и почти всегда с ничтожной перестрелкой. Помню, что в одной из них мы срезали себе для чубуков несколько молодых черешен. Но главное нападение Шамиля там состояло в пушке нашей (сброшенной с кручи в Ичкерийскую экспедицию), которую он ежедневно вывозил на высоту и стрелял по лагерю. Конечно, большого вреда он не причинял, но все же высылались части войск, которых чеченцы не дожидались, тотчас вывозили пушку в лесную чашу и, вероятно, отлично запрятывали ее, так как поиски за ней были безуспешны.

Однажды был отдан приказ нашему полку приготовиться к ночной экспедиции. Князю Лобанову-Ростовскому был поручен летучий отряд, с которым он делал разведки в разные стороны Чечни. Не знаю и не помню - от него или лазутчиков получено было сведение, что в эту ночь 2000 человек конных черкесов отправились в хищнический набег с целью отбить скот в некоторых мирных аулах. С наступлением темноты отряд выступил. Ночь была так темна, что с трудом можно было различить один другого. Запрещено было курение, высекание огня, стук ружей; колеса у орудийных лафетов были подвязаны холстом, чтоб не производить стука, - словом, были употреблены все предосторожности, чтобы внезапно накрыть партию хищников. В одной какой-то канаве или яме, помню, моя лошадь опустилась и затем с усилием поднялась на высоту, так что я едва не свалился и порядком струсил; упади я с лошади и убеги она - я в этой тьме и этой пустыне, конечно, погиб бы бесследно. Долго таким образом мы шли, но ничего не было слышно, - буквально царствовала могильная тишина. По временам подъезжали верховые, передавая что-то шепотом начальству, и снова исчезали во мраке.

Наконец, после нескольких часов движения, начался на востоке бледный просвет зари, отряд вошел в лес, в глубине которого был сделан привал и по деревьям рассажены часовые для наблюдения во все стороны. Уже совсем рассвело, как двинулись далее с такой же тишиной, а на втором привале, когда только что стали закусывать у Роберта Карловича Фрейтага сыром, пирожками, как с деревьев часовые дали знать, что показалась партия. Тотчас все поднялось и бросилось в ту сторону, где она показалась. Выйдя из леса на большую поляну, увидели выстроенную партию в две тысячи человек конных со значками. Фрейтаг ехал впереди, заставляя солдат, навьюченных порядком, бежать бегом довольно большое расстояние, так что изнемогавшие солдаты глухо ворчали, и как только было пущено несколько гранат одна за другою, из которых несколько попало, в их рядах произошло колебание. Затем по мере приближения отряда и орудий они вдруг все на рысях пустились к речке, не помню названия, где и предположено было их захватить; но они уже не стали переправляться тут, а поискали далее другого брода и спаслись, не успевши сделать предположенного хищничества благодаря своевременному выступлению отряда. Конных милиционеров у нас было человек 60, и они, конечно, ничего не могли сделать с такой сильной партией, которая и рассеялась по лесу; а как пеший конному не товарищ, то нашему пехотному отряду оставалось в скучившуюся беспорядочную массу посылать гранаты и ядра, а в бывших на ближайшей дистанции - и картечь, так что их покушение обошлось им недешево.

Возвратившись в крепость, мы еще простояли в Ош-Унгуре до самой поздней осени; когда же начались порядочные утренники, то ночи становились довольно беспокойны, спать было холодно, а утренний чай пили под заледеневшими полями палатки. 19 ноября отряд, по окончании работ, тронулся на зимние квартиры и переправился на эту сторону Терека. Мы возвращались вместе с нашим милейшим доктором Павлом Ивановичем, который в одном казачьем домике велел хозяйке принесть квасу, луку, так как у нее более ничего не было, и накрошивши пропасть хлеба и луку в квас и крепко посоливши, мы весьма усердно занялись этой импровизированной окрошкой, в которой собственно всю сущность после хлеба составлял лук в огромном количестве. Ночевали мы в станице Червленной, бывшей в 7 верстах от переправы, откуда и уехали в станицу Наур, где зимовали.