Кавказ - 2

 Миновав Кизляр, ибо станция в 15 верстах от него, мы стали приближаться к Тереку. Пески еще продолжались, но уже изменяли свой сыпучий бесплодный характер и произращали кой-какую траву, полынь, репье и другое. Кой-где показывались оазисы с группами дерев, калмыкскими кибитками и казачьими хуторами. По пескам тут уже появляются бочки с арбузами, дынями, огурцами и неизбежными здесь гигантскими тыквами.

Расстояние от Астрахани до Кизляра 380 верст, а от Кизляра до Наура, где мы выезжали на линию, 80 верст. По мере приближения к Тереку растительность становилась более цветущею. Тут уже встречали мы многочисленные стада крупного и мелкого скота, а также табуны лошадей. Погода в это время стояла пасмурная, и напрасно взоры наши искали увидеть Кавказский хребет, но однажды как-то тучи разбежались и нам показались его снежные вершины; но это было мимолетное видение, тотчас же исчезнувшее.

Затем открылась линия в виде зеленой полосы, которую составляют множество станичных садов, раскинутых по Тереку, и высокий пятиглавый храм замечательной старинной архитектуры. Это была станица Наур. Неподалеку от ворот, по длинной улице, ведущей на площадь, нам отвели чистенькую уютную комнату казачьего дома, как видно, зажиточного, да, впрочем, и все казаки не бедны и немного встречаешь там бедных по каким-нибудь несчастным обстоятельствам. Молодой хозяин был в экспедиции, оставались одна молодая хозяйка и отец его, старый казак. Она приняла нас очень радушно, много говорила с нами, проворно подала самовар, так как наступал уже вечер, и не отказалась с нами напиться чаю. Мы с чаем всегда курили трубки, а так как комната была небольшая, то дыму было довольно. В это время подошла к окну соседка за огнем, и как только отворили окно, смеючись сказала: "Да ты, кума, видно печь затопила".

После чаю мы прошлись по станице. По разным местам на площадях раздавались хороводные песни молодых казачек и подростков, а на скамейках у ворот, важно и тихо беседуя между собой, сидели старики. На большой главной площади стояла церковь, дом полкового командира, канцелярия, полковая школа, а далее площадь была обстроена большими домами, с палисадниками, осененными огромными белыми акациями, разливавшими благоухание по всей площади во время их цветения.

Дома эти принадлежали прежним начальствовавшим лицам полка, где теперь жили их семейства, с которыми впоследствии мы были связаны самыми симпатичными узами дружбы, и тут, могу сказать, в числе многих других местностей Кавказа сосредоточиваются приятнейшие воспоминания нашей жизни на Кавказе, но о них скажу в своем месте.

Ночью пошел небольшой дождь, а поутру усилился до ливня. Медлить было невозможно, и мы отправились дальше; доехав до станицы Гамогаевской, остановились ночевать; хотя было еще рано, но нас так промочило, что нужно было обсушиться; к тому же, ночью по линии в это время не ездят, кроме важных лиц, нарочных и почты, которым дается конвой казаков. Утром мы приехали в город Моздок. Все станицы расположены по Тереку. Местами по реке высовываются песчаные отмели, а у берегов и дальше берега виднеются плавучие мельницы, которые здесь возможны по быстроте течения. На другом берегу расположены аулы черкесов, прежде долго живших здесь мирными соседями и кунаками казаков, и назывались мирными, теперь уже опустелые, так как Шамиль в 1839 году увел все их народонаселение в горы. Далее обозначаются черные лесистые горы, оплот хищных чеченцев, а за ними выказывают свои белые вершины снеговые горы Кавказского хребта, одетые облаками, как бы покрывалом, скрывающим первозданную белизну их от палящих лучей южного солнца.

Днем по большой дороге беспрерывно тянутся обозы или с товарами, или с провиантом. Здесь на Кавказе перевозочная повозка называется арбой: это род ящика, утвержденного на оси двух колес огромного размера, в два с половиною и с лишком аршина в диаметре, и потому они удивительно легки на ходу. В такой арбе пара волов или буйволов легко везет 80 и до 100 пудов. Приближение этих обозов еще далеко слышно по чудовищной музыке, поражающей слух. Редко и плохо смазанные оси при тихом движении производят такой скрип, какого нигде, конечно, и никогда не случалось слышать приезжему. Эту музыку, как видно, очень любят волы и все кавказские племена.

По всей линии расставлены в некотором расстоянии один от другого, примерно верстах в двух, казачьи посты с вышкой, устроенной на четырех высоких столбах с площадкой, где сидит постоянно часовой. На каждом таком пикете находилось по три конных казака. Часовому открывался Терек и степь по обе стороны реки. В двадцати верстах расположены большие посты с избой, двором, стогом сена, куда на ночь съезжаются все казаки с единичных постов.

По большой дороге днем часто встречались экипажи частных лиц одни, а с начальными лицами и их семействами - с казачьим конвоем. Нет ничего живописнее казака или горца (так как отличать одного от другого незнающему трудно) на его лихом коне. Костюм его белая или желтая черкеска из верблюжьего сукна, род широкого свободного полукафтана, без воротника, открытый на груди; из-под черкески виднеется щегольской бешмет из канауса или какой-нибудь шелковой материи, по краям обшитый галунами с низким стоячим воротничком. На груди по обе стороны черкесские сафьянные патроны, также обшитые галунами; кожаный, довольно широкий пояс всегда с серебряной насечкой стягивает его стан, тонкий и эластичный. Нога обута в щегольский сафьянный чевяк, также обшитый галуном. Поверх чевяк на панталоны надеты суконные ноговицы, идущие снизу несколько выше колен, расшитые узорчато галунами. На голове папаха, круглая, обшитая мехом шапка. За спиной винтовка в чехле из войлока. За поясом огромный кинжал, большею частью с серебряной насечкой. В кобуре с правой стороны большой азиатский пистолет, а за поясом другой. Тонкая нагайка надета на кисть правой руки. Нагайка на конце своем имеет плоский ремень, показывающий, как казаки и черкесы берегут и жалеют своего коня. Мчится он обыкновенно пригнувшись к шее лошади, на которой сидит так же свободно и покойно, как бы сидел на мягком диване. Все это, конечно, известные вещи, но по первому их впечатлению, на нас произведенному, как и многого другого, я не мог изгладить из моих воспоминаний, да, вероятно, и не каждому читателю знакомо как это, так и многое другое в моих воспоминаниях.

Из Галючая до Моздока станица Стадеревская, живописно расположенная на высоком берегу Терека. Не доезжая, тянется роща с огромными старыми деревьями, что уже кроме садов в станицах редкость. Я думаю, что от этой рощи станица получила название Стадеревской. На Кавказской линии и вообще на Кавказе почти каждый шаг ознаменован каким-нибудь кровавым событием, а потому по праву принадлежит нам, потому что куплен поистине ценою дорогой крови. Не говоря о набегах, здесь беспрестанно расскажут вам о каком-нибудь частном кровавом происшествии, все это, конечно, в 1840-х годах. Незадолго до нашего приезда, около 8 часов вечера, из Стадерев к Галючаю ехала тройка; конечно, это было рискованно, так как осенью в это время уже темно. В повозке сидело двое: один - поверенный по винным откупам, другой - армянин. Ничего не опасаясь и разговаривая между собою, они вдруг видят блеск, и вслед за ним выстрел. Лошади шарахнулись и замялись; армянин, сидевший по левую сторону, успел выпасть из повозки и ползком добрался до травы и спрятался. Поверенный был изрублен и ограблен, ямщик ранен, но на выстрел прискакали казаки, хищники скрылись в темноте ночи, а ямщик и армянин были спасены.