Без знаков препинания - 122

август 17

Живу в гостинице «Луга». Выделили «люкс» с удобствами. Готовлю завтрак на плитке — поэтому сам себе нравлюсь.

Дождь, беспросветно. Сидишь как приговоренный — съемки не двигаются[1]. Пошли к одному садовнику, он тут неподалеку. Его отец — из раскулаченных. Великолепный хозяин. Рассказывал, как надо прививки делать, как резать — я все старался запомнить. «Я мастер своего дела, но у меня не могло быть такого сада, как у Песоцкого... вы помните «Черного монаха»?., конечно, помните, — от волнения он говорил с небольшим акцентом. — Это была мечта моего отца — посадить четыре цифры из слив: 1923. Это означало бы год, когда отец занялся садоводством. Но что могло у него вырасти? Сад уничтожили, мне пришлось все заново... Вот эту арку видите? Это высшее мое достижение. А еще хочу зонтик из яблони. Конечно, как у Песоцких, мне не видать — у него сад тянулся чуть ли не целую версту и люди копошились с тачками, мотыгами...» Пока он рассказывал, я думал: как хорошо, что взял с собой томик Чехова, в нем как раз и «Черный монах» есть. А читал я «Рассказ неизвестного человека», созвучный моему сегодняшнему настроению. Анализировал один очень простой прием. Идет нагнетание очередного семейного конфликта... Поначалу он мало тебя трогает: ссорятся какая-то Зинаида Федоровна и ее возлюбленный Орлов, у которого она квартирует. Обычное выяснение отношений, цепляние за слова... Потом он уходит к себе в кабинет и запирает двери на ключ. Начинается ее истерический плач с хохотом, в гостиной что-то падает со стола. Он через другую дверь покидает дом. Она вызывает доктора и не спит ночь, разговаривает сама с собой. Не спят слуги... Ты втягиваешься в эту драму настолько, что начинаешь сопереживать то одному, то другому — по очереди. После этого наступает простая развязка: «Орлов вернулся к обеду, и они помирились». Такое необъяснимое изменение настроения у Чехова часто встречается. Так и хочется спросить: «Как же так... в один миг?., раз — и все поменялось?» У меня так не получается — вот и сегодня сняли только одну сцену — с почтальоншей. Артистка уезжала, торопилась, поэтому ее по-быстрее отсняли. А я продолжаю сидеть.