Свобода вероисповедания - 15

   Наконец вышел знаменитый ноябрьский номер "Миссионерского обозрения". В нем целый отдел посвящен орловскому инциденту. Статьи расположены в следующем порядке: 1. В.А. Тернавцева "Вопрос о свободе совести на Орловском миссионерском съезде". 2. Текст доклада Стаховича. 3. Епископа Никанора "Свобода совести как христианская основа". 4. Священника-миссионера Потехина "В чем находят себе оправдание меры государственного принуждения и воздействия на раскольников и сектантов". 5. Воронежского епархиального миссионера Т.Рождественского "Свобода совести и русское законодательство о сектантах". 6. Краткий свод словесных возражений тамбовского миссионера Айвазова, Тернавцева и редактора "Миссионерского обозрения" В.М. Скворцова.

   Странное впечатление производят все эти статьи. Они снабжены, если можно так выразиться, всею оболочкой серьезного исследования, но на самом деле под оболочкой внешних приемов я напрасно ищу одного ясного, точного положения: все шатко, туманно, приблизительно, не говоря уже о противоречиях. Одно общее все-таки ощущается у всех этих авторов, одно ясно выраженное положение. Приведу его со слов священника Потехина, который выражает его наиболее просто, реально и, будем иметь смелость назвать вещи их именем, -- наиболее цинично:

   "Мы благословляем государственную власть в России, которая, начиная от помазанника Божия, благочестивого царя нашего, и кончая слугами его, всеми этими губернаторами, судьями, исправниками, становыми и урядниками, -- так ненавистными "свободной совести" пропагандистов, -- идет на помощь церкви, препятствует свободе отпадения и совращения и дает время пастырям и пасомым их исправиться и укрепиться, чтобы они наконец вошли в свою силу и просвещали бы, и охраняли бы, и спасали бы охраненное ими стадо Божие". Итак, государство путем запрещений своих под страхом уголовных кар сберегает паству церкви до каких-то неизвестных времен, когда она "наконец" "оправится" и уже сама будет заниматься ими.

   Развивая свою мысль о "провиденциальном" значении государственной власти, священник Потехин договаривается до того, что будто бы "даже во времена гонений, когда государство стремилось разрушить церковь, даже в те времена эта самая власть в силу собственного принципа закономерности обуздывала народные движения против христианства и не давала врагам его со свободной совестью... до конца губить церковь Христову". И оказывается, что только благодаря заботливости языческих правителей, гонителей христиан, церковь спасена от гибели. "Язычники, иудеи, магометане вовне, -- продолжает священник Потехин, -- и бесчисленные еретики внутри церкви, все они, по человеческим понятиям, могли много раз разрушить церковь Христову, и все они были сдерживаемы рано или поздно "законом", мерами власти государственной, которая, сознательно или бессознательно, это другой вопрос, в своих собственных интересах или в интересах церкви, сдерживала совершение величайшего после грехопадения прародителей и распятия Христа на кресте беззакония -- разрушение церкви Христовой".

   До этого еще никто не доходил. Протоиерей Смирнов ставил сохранение чистоты веры в России в зависимость от твердости монархического принципа; преосвященный Никанор видит в русском единодержавии орудие, препятствующее воцарению в мире Антихриста; преосвященный Феофан находит, что Антихристу просторнее действовать в республиках и демократиях, потому что некому произнести "veto". Но, кажется, еще ни один церковный писатель не договаривался до того, что если врата адовы не одолели ее, то этим церковь обязана между прочим Нерону и Диоклетиану...