На первых же порах мне довелось наткнуться на курьез, характеризующий тот уклад порядка, который искони был заведен в канцелярском отделении управления императорских театров.
Я говорил уже выше, что меня поразила рампа Александрийского театра. Она была устроена так, что освещала только ноги артистов. Лицо же и верхняя половина туловища всегда оставались в тени. Я попросил заведующего освещением отогнуть фоновой щиток, чтобы лучи падали не только вниз, но и кверху. Осветителем в театре был тогда мрачный, всегда недовольный немец по фамилии Панков. Он ответил:
— Да, давно пора: щиток поставлен совсем неправильно.
— Так поставьте его как надо, — посоветовал я.
Он как будто не то улыбнулся, не то сморщился.
— А зачем? — спросил он. — Не я щиток ставил. Кто его неверно ставил, тот пускай и поправляет. А я чужие грехи исправлять не буду.
— А кто же ставил?
— А я почем знаю.
— Тогда я скажу управляющему конторой, чтобы немедленно было приведено в исправление.
— Вот-вот, — самое лучшее.
Я указал об этом Лаппе. Он посоветовал мне, не откладывая дела в долгий ящик, сейчас же написать заявление.
— На чье же имя?
— Да хотя бы на мое.
Я тут же на его столе написал.
— Ну вот и дело кончено, — сказал он. — Завтра же исправят. Но вечером он пришел ко мне в кабинет.
— А дело-то не так просто. Мы ведь не имеем права на такое исправление. Это по ею сторону занавеса и имеет отношение к зрительной зале. А нас касается только сцена.
— Как? Рампа не касается сцены?
— Вот подите же! Суфлерская будка — тоже принадлежность залы.
— Чье же это веденье?
— Кабинета, что у Аничкова моста.
— Так направьте мое заявление в кабинет.
— Завтра же направлю.
Свободное копирование
