Поскольку мое учение об интуиции, как непосредственном созерцании бытия субъектом, не было дополнено метафизическими учениями о строении мира и его онтологической связи с познающим индивидуумом, в моей книге решение трудных проблем теории знания сопутствовалось возникновением ряда метафизических загадок: как возможно, чтобы субъект непосредственно созерцал в подлиннике не только свои переживания, но даже и внешний мир? как возможно, чтобы субъект непосредственно наблюдал события, отошедшие в область прошлого, и даже заглядывал в будущее? какую роль играют раздражения органов чувств? и т. п. Откладывая решение этих вопросов для будущих работ и желая подчеркнуть, что моя книга есть введение в новое гносеологическое направление, я назвал ее в подзаглавии «Пропедевтическою теориею знания».
Мне было бы неприятно думать, что моя теория знания есть нечто абсолютно новое, какая‑то индивидуальная выдумка, не стоящая ни в какой связи с прошлым философии.
Поэтому я присоединил главу, в которой рассмотрел зародыши интуитивизма в докантовской новой философии и особенно старался показать, что после Канта развитие философии необходимо вело к интуитивизму, что и обнаружилось особенно ясно в метафизическом идеализме Фихте, Шеллинга и, главным образом, Гегеля, а также далее в неокантианстве. Даже в позитивизме Спенсера я нашел проблески учения о непосредственном восприятии внешнего мира познающим субъектом.
Свою работу я напечатал сначала в «Вопросах философии и психологии» в 1904—5 гг. под заглавием «Обоснование мистического эмпиризма». Потом, печатая ее в «Записках Историко–Филологического факультета», как книгу, представленную для соискания степени доктора философии, я дал ей заглавие «Обоснование интуитизма». Главным мотивом этого изменения заглавия было соображение, что моя теория есть направление своеобразное, заключающее в себе органический синтез традиционного эмпиризма с рационализмом, и потому должна быть названа совершенно новым термином.
Сохраняя неприятные воспоминания о своем магистерском диспуте о проф. Введенского, я решил защищать докторскую диссертацию в Московском университете у проф. Лопатина. Диспут состоялся в апреле 1907 г. Он протекал вполне нормально. Официальными оппонентами были проф. Лопатин и приват–доцент Виноградов. Возражения Лопатина против некоторых отдельных положений диссертации были серьезные, но общее отношение его к моей книге было благожелательное. Когда мы с женою вернулись из Москвы, Введенский, разговаривая со мною о моем докторском диспуте, упрекнул меня за то, что я защищал свою докторскую диссертацию не у него.
Свободное копирование
