В самый разгар цюрихской жизни, летом 1873 года, вышел правительственный указ, приказывавший студенткам оставить Цюрихский университет под угрозой в случае ослушания не допускать к экзаменам в России. Все были поражены неожиданностью этого распоряжения. В мотивировке указа упоминалось увлечение социалистическими идеями, но, кроме того, был пункт, который задевал в высшей степени всех женщин; этот пункт гласил, что под покровом занятий наукой русские женщины едут за границу, чтобы беспрепятственно предаваться утехам "свободной любви". Клевета была наглая; она повела к тому, что иные иностранцы стали смотреть на нас, как на женщин легкого поведения.
Тотчас после указа было созвано общее собрание студенток; на нем было предложено написать протест против оскорбления нашей чести и напечатать его во всех европейских газетах. К сожалению, голоса разделились: весь консервативный лагерь - старшие курсы - воспротивился: они решили не только проглотить обиду, но в случае протеста напечатать за своими подписями заявление, что они в протесте не участвуют. Благодаря этому дело не состоялось.
После указа, говорившего только о Цюрихе, желавшим остаться за границей оставалось воспользоваться лазейкой и перейти в другие университеты.
С тех пор Цюрих рассеялся: одни возвратились на родину по недостатку материальных средств, другие - чтобы приложить на практике идеи, с которыми они познакомились в Швейцарии, а третьи отправились в Париж, Берн и Женеву.
В моей жизни произошло за это время много перемен. Как только муж и я пришли в соприкосновение с массой разнообразных лиц и мы наткнулись на новые вопросы, между нами явилось разногласие: он примкнул к лицам, старшим по возрасту, к консерваторам, а я присоединилась к крайним. На всех собраниях, при всяком вопросе мы резко расходились. В кружок "Фричей" при его возникновении я не попала; на его чтениях я начала присутствовать гораздо позднее; меня не приглашали, потому что не любили мужа, который относился свысока к его занятиям; предполагали, что я смотрю таким же образом. Гордость не позволяла мне высказаться, пока наконец как-то случайно я не осталась вечером у Бардиной, у которой в этот день должно было происходить чтение. Когда начали собираться, я вскочила, чтобы убежать, но Бардина ласково остановила меня; мы объяснились, и с тех пор я не пропускала ни одного собрания.