Лев Толстой. Дневник 1854 года - 13

Іюля. Утромъ Олхинъ пришелъ мнѣ объявить, что онъ ѣдетъ въ Леово, и хотѣлъ поручить своихъ лошадей и вещи, отъ чего я невольно отдѣлался, сказавъ ему, что у меня нѣтъ денегъ. — Въ самомъ дѣлѣ я опять въ самомъ затруднительномъ денежномъ положеніи: ни копейки, по крайней мѣрѣ до половины Августа, не предвидится ни откуда, исключая фуражныхъ, и долженъ Доктору. Не предвидится, я говорю, потому что нынче получилъ Современникъ и убѣжденъ, что рукописи мои сидятъ гдѣ нибудь въ таможнѣ. Это дѣло я разъясню, какъ выздоровлю. Вечеромъ я имѣлъ случай испытать воображаемость своего перерожденія къ веселой жизни. Хозяйская прехорошенькая замужняя дочь, которая безъ памяти глупо кокетничала со мной, подѣйствовала на меня — какъ я ни принуждалъ себя — какъ и в старину, т. е. я страдалъ ужасно отъ стыдливости.

Нынче въ разговорѣ съ Докторомъ изчезъ глупый — и несправедливый взглядъ, который я имѣлъ на Валаховъ — взглядъ, общій всей арміи и заимствованный мной отъ дураковъ, съ которыми я до сихъ поръ водился. — Судьба этаго народа мила и печальна. Читалъ я нынче и Гёте и Лермантова драму, въ которой нашелъ много новаго, хорошаго, и Холодный домъ Дикенса. Вотъ ужъ 2-й день, что я покушаюсь сочинять стихи. Посмотримъ, что изъ этаго выйдетъ. —

Упрекнуть долженъ себя нынче только за лѣнь, хотя писалъ и обдумалъ впередъ много хорошаго, но слишкомъ мало и лѣниво. (1)