Я слушал лекции, усердно записывал их. Ходил в Публичную библиотеку и там читал книги, рекомендованные профессорами. Читал "Нестора" Шлецера, "Grundriss der Sprachwissenschaft" ("Основы языкознания" (нем.).) Фридриха Мюллера, "О происхождении славянских письмен" Бодянского.
В дневнике я писал:
Первые впечатления уже улеглись. Петербург больше не интересует. Поэзия как-то на ум нейдет. Единственное занятие теперь - наука. И правда, углубляешься в нее все дни по уши. Читаешь и дома, и в университете, и в Публичной библиотеке. А между тем - счастлив ли я? Может ли самое усидчивое, усердное занятие наукою осчастливить юношу? На это-мужество, старость, где другое ничего не тянет, но теперь... Развлечений нет никаких, так как пет денег... В театр ходить можно самое большее, что раз в месяц. Уже теперь начинаешь жить только надеждой на рождество.
А годы проходят, всё лучшие годы...
Эх, заплакал бы, если бы не стыдно! Завтра воскресенье. Туле теперь идет всенощная... В церкви Конопацкие... А я тут за тысячу верст сижу, - и в ум ничего нейдет. Да! Даже и молодость часто - самая скверная и глупая шутка. Вдали мелькнет только чудный призрак - и исчезнет навеки... Навеки! Да ведь если каждая счастливая минута таит сама в себе горькое разочарование, то на что мне счастье?
Особенно именно по субботам меня брала тоска, когда представлялась наша тихая церковь Петра и Павла, мерцающие в темноте восковые свечи - и Конопацкие. Очень тут тяготило и вообще полное отсутствие женского общества.
Свободное копирование
