До шестого класса гимназии я искренно и полно верил в православного бога. Одно время, с полгода, - помнится, было это в четвертом классе, - я переживал период аскетизма: постился с умилением, ходил на все церковные службы, перед гимназией заходил к Петру и Павлу к ранней обедне, молился перед сном горячо и подолгу.
Но это скоро кончилось. Бог стал для меня - несомненно, конечно, существующим - высшим начальством: критиковать это начальство было грешно, и за ослушание оно наказывало жестоко. Иногда вечером, когда ляжешь спать, - мягко, тепло, в теле истомное блаженство от уверенно наплывающего молодого сна, - и вдруг в голову мысль:
"Тебе сейчас хорошо. А что будет на том свете? Шалишь, грешишь, о смерти не думаешь... Тогда пожалеешь! Неужели не выгоднее как-нибудь уж потерпеть тут, на атом свете, - всего ведь несколько десятков лет. А зато там - безотменное блаженство на веки вечные, А то вдруг там тебе - ад! Ужаснейшие муки.- такие, какие даже представить себе трудно, - и навеки! Только подумать: на веки вечные!.. Эх-эх-эх! Не забывай этого, Витя! Пожалеешь, да поздно будет!"
Всегда умиляло и наполняло душу светлою радостью го, что у каждого человека есть свой ангел-хранитель. Он невидимо стоит около меня, радуется на мои хорошие поступки, блистающим крылом прикрывает от темных сил. Среди угодников были некоторые очень приятные. Николай-угодник, например, самый из всех приятный. Ночью под шестое декабря он тайно приходил к нам и клал под подушку пакеты. Утром проснешься - и сейчас же руку под подушку, и вытаскиваешь пакет. А в нем пастила, леденцы, яблоки, орехи грецкие, изюм.
В семье нашей царил очень строгий религиозный дух. Мы постились сплошь все посты: великий (семь недель)- весною, петровский (с месяц) - летом, успенский (две недели) - осенью и филипповский (шесть недель) - зимою, перед рождеством. Кроме того, постились каждую среду и пятницу. Очень от этих постов приходилось тяжко, и, думаю, много они принесли нам вреда, особенно тем из братьев и сестер, которые были не так крепки, как я. Было непрерывное ощущение голода, чисто физическая тоска в теле и раздражение, тупая вялость в умственной работе. А работа умственная требовалась колоссальная; пять часов продолжались уроки в гимназии; придешь домой, - обед, час-два отдыха; от пяти до шести - занятия с гувернанткою нашей Марией Порфирьевной, один день немецким языком, другой день французским; потом уроки учить часов до одиннадцати. Часов десять умственной работы! Это у ребят одиннадцати, двенадцати лет! И как мы все от этой умственной работы не сделались идиотами! И вот, при такой-то работе; утром - пустой чай без молока, на большой перемене в гимназии - пара пеклеванок или половина французской булки; идешь домой, - по всему телу расходится молодой, здоровый аппетит. И на этот аппетит - обед: картофельная похлебка, политая постным маслом, и рисовые котлеты с грибным соусом. Встаешь из-за стола, как будто не ел. Первые тут начались душевные бунты:
"Какое удовольствие Иисусу Христу или богу-отцу, что я такой голодный и несчастный?"
Каждое воскресенье и каждый праздник мы обязательно ходили в церковь ко всенощной и обедне. После всенощной и на следующий день до конца обедни нельзя было ни петь светских песен, ни танцевать, ни играть светских пьес на фортепиано (только гаммы и упражнения). Слава богу, хоть играть можно было в игры. Говорить слово "черт" было очень большим грехом. И например, когда наступали каникулы, школьники с ликованием пели известную песенку;
Ура! Ура! Ура!
На каникулы пора!
Птички райские запели,
Книжки к черту полетели,
А тетради уж давно
Полетели за окно!
У нас слово "к черту" заменялось "в печку".
Бунт против бога начался с постов, - да еще с посещения церкви. Я маму спрашивал: для чего нужно ходить в церковь? Ведь в евангелии сказано очень ясно: "Когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне... А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многоглаголании своем будут услышаны".
Мама возражала:
- Это не относится к посещению церкви. Сам господь сказал: "Где двое или трое соберутся во имя мое, там я среди них".
- Ну, а многоглаголание-то, многоглаголание? Неужели бог скорее нас услышит, если мы ему пятьдесят раз скажем: "Господи помилуй! Оспо помил! Оспо помил! Ос-помилос! Помело-с! Помело-с!" Или ектеньи, - чуть не по десять раз в одной службе одно и то же!
С папой спорить было много труднее,
- Какое удовольствие Иисусу Христу, что я голодаю?
- Иисусу Христу никакого от этого удовольствия нет, и ты это делаешь не для него, а для себя, - чтобы приучиться не зависеть от своего тела, стоять выше его требований, побеждать их силою своего духа.
- Почему собираться вместе в церковь?
- Потому что, когда люди вместе, у них легче создается общее молитвенное настроение; церковная служба, пение, каждение, восковые свечи перед иконами - все это помогает вызвать у людей это молитвенное настроение.
- Да ведь сам же Христос сказал: "Запритесь в комнате".
- Это относится к одиночной молитве. И сам Христос, - неужели ты этого не знаешь? - постоянно посещал храм, выгнал из него торгующих, называл его домом молитвы, домом Отца моего.
Я уходил побежденный. Но по мере того как я рос и развивался, схватки с папой становились чаще, продолжительнее, горячее.
Свободное копирование
