Европа на повороте во мглу (1922-1926) - 24

Старик Козловский, с приятной внешностью петербургского адвоката, был нашим первым наркомом юстиции. Его задачей стала борьба с перегибами. Он рассказывал, что чекисты разработали текст, определяющий подозрительных: «Социальное  происхождение — дворянское или буржуазное; образование — университетское…» Козловский взял эту бумажку и постучал в дверь кабинета Ленина: «Скажите, Владимир Ильич, мне кажется, это немного касается и нас с вами?» — «Опасные дураки!» — заявил Ленин. В 1918 г. одна провинциальная ЧК предложила применять пытки, чтобы заставить говорить иностранных агентов. Каменев и Козловский встали стеной, и чрезвычайщина получила решительный отпор.

Р. числился при советском «Нефтесиндикате» по части торговли керосином. «Керосина, — говорил он, — я сроду не видел, кроме как в лампах, и вообще не желаю видеть…» Единственный язык, который он знал кроме русского, был среднеазиатский тюркский. На его френче сиял орден Красной Звезды за Бухару. Коренастый, смуглый, с бритой головой, ястребиным профилем, прищуренными глазами, он сохранил походку восточного всадника. Сюда был сослан за то, что на партсобрании в Москве голосовал неправильно, то есть за демократизацию партии, которую требовали Преображенский и Троцкий. «Или мы возродимся, — говорил он, — или революция пойдет ко дну». Я видел, как его лицо искажалось страданием и сдерживаемой яростью, когда страницы московских газет доносили до нас жестокую полемику против Троцкого. Официальная монополия на печатную продукцию уже тогда невероятно опошляла умы: логика была шаткой, как корова на льду, слог тяжелым, ирония тупой, несчастная голая правда отдана на откуп болванам… Я еще не осмеливаюсь думать, что это конец партии, конец идеализма; что на этом уровне духовной деградации, порожденной гнетом, невозможно жить. Когда мне говорят такое, я еще артачусь; когда Суварин своим ядовитым пером пишет мне об этом, я восстаю, я почти готов кричать об измене. Мы и будем продолжать цепляться за последнюю надежду в течение десяти и более лет, многие — до самой смерти, до пули в затылок с санкции Политбюро. Но все это — преддверие далекого, немыслимого будущего. Троцкий по-прежнему председатель Реввоенсовета, и в руках его стило громовержца. Мы любим партию, не представляем себе жизни вне ее. Мы верим в ее будущность как в самих себя, верим, что нас никогда не предадут. Р. получил орден Красной Звезды в Бухаре, среди песков Туркестана. Он вспоминал однажды в кафе «Грабен», как Троцкий в разгар тифа и скорых расправ настиг мятежную конницу, загнал свою машину прямо в пески и заговорил, обращаясь к этим ликам Евразии XIII века. Он был неумолимо властен, великодушен, красноречив, и сабли были вложены обратно в ножны, и степные всадники издали крик: «Ура! Да здравствует мировая революция!» «У меня гора упала с плеч…» (В 1927 г. Р[1]. был одним из советников Чан Кайши во время Северного похода, который привел Гоминьдан к победе; он сам внес большой вклад в эту победу, ставшую в Китае легендарной. Исчез во время чисток.)