10.12.1922 Москва, Московская, Россия
В конце 1922 г. я некоторое время пробыл в Москве. Россия возвращалась к жизни, Петроград залечивал свои раны и выходил из разрухи. Ночи, с их скудным освещением, вызывали бесконечную печаль, но люди больше не голодали, во всем чувствовалась радость жизни. Террор прекратился, хотя и не был отменен, кошмары старались позабыть.
Заявила о себе новая литература: появился кружок «Серапионовых братьев» и, неизвестные еще вчера, сразу проявили себя незаурядными писателями Борис Пильняк, Всеволод Иванов, Константин Федин. Короткие и шероховатые произведения, полные мужественного гуманизма, вызвали упрек в том, что они далеко не коммунистические, но их печатали и любили. Великая традиция русской литературы, прерванная годами бурь, возрождалась на второй год мирной жизни! Это было чудесно. Повсюду возникала мелкая торговля, на рынках кишели толпы, злачные места изливались музыкой, босоногие мальчишки бегали по улицам за извозчиками, предлагая парочкам цветы…
Было много нищих, но они не умирали с голоду. В руководящих кругах начинали говорить о Плане восстановления, выдвинутом Троцким. Выздоравливающая страна, устремленная в будущее. В Кремле атмосфера дружеская. Расширенная сессия Исполкома Коминтерна рассматривала, уже не помню, какие вопросы. Амадео Бордига, черноволосый, крепкий, боевой как никогда, отстаивал революционную мораль. Зиновьев терпеливо слушал. Приобретал вес Жак Дорио…
04.06.2016 в 11:46
|